Выбрать главу

— Не ходи сегодня никуда. — Вдруг сказал Рус.

— Ты подслушиваешь все разговоры в академии или только мои? — Я не подняла головы и не оторвала взгляда от разбросанных камушков под ногами.

— Просто не ходи.

— Я буду ходить, куда захочу. И тебе не должно быть до этого никакого дела.

Он вздохнул и, бросив какие-то пожелания о хорошем вечере, вернулся в здание.

Я никуда не пошла.

* * *

Вечером, уже лёжа в кровати в темноте комнаты, я вслушивалась в пение соловья за окном. Птица разрывалась на ночь глядя звонкой трелью.

— Ева, ты не спишь? — На вопрос соседка ответила отрицательным мычанием. — Ты не знаешь, есть какой-то способ понять, когда читают твои мысли?

На её кровати зашуршало одеяло, подруга повернулась лицом ко мне. Лунный свет окрасил её кожу в голубой.

— Конечно, милая. До посвящения вряд ли, но после посвящения точно можно почувствовать, потому что ведьме для чтения мыслей нужно как бы «потрогать» другую ведьму через источник. Это прикосновение ощущается физически, но люди его не замечают. Правда, ощущается по-разному. У каждого мирского есть свой особый «почерк» — если разгадать его, можно почувствовать, как конкретная ведьма или ведьмак читает мысли. Когда мама пытается залезть мне в голову, в носу всегда стоит запах апельсинов. Мама говорит, чем сильнее ведьма, тем легче и приятней ощущается её проникновение. Некоторые врываются в твою голову с головной болью, например. Это значит, что ведьме нужно прорываться к тебе.

Паззл в голове сложился.

С головной болью, значит. Примерно как давление в висках, которое я чувствовала несколько раз после посвящения. Или что-то лёгкое и приятное, как щекотка. Я вспомнила, как чувствовала эти крошечные мурашки под волосами и как Макс в это же время потирал свою шею, меняясь в настроении.

Значит, так читают мысли Александровы. Но кто из них ощущался щекоткой, а кто — давлением в висках? Мира была ведьмой, значит, её способности были сильнее и ощущались легче.

А Рус ещё обещал, что не будет лезть в мою голову — давление в висках в академии я ощущала с десяток раз! Списывала всё на тревожность, надо же.

Теперь я могла это отследить. В следующий раз, когда почувствую вторжение в свои мысли, этому ангелу седьмой печати не поздоровится.

* * *

На моё счастье, полнолуние, наконец, наступило.

Как только солнце начало опускаться к горизонту, мы с Евой переоделись в чистые ночные сорочки и остались босиком – так велела Виолетта. Волосы было наказано оставить распущенными, любые украшения снять. Я стояла за Евой и тряслась осиновым листом на ветру, когда подруга открыла дверь и просунула в проём голову, проверяя, есть ли кто в коридоре. После короткого кивка мы выскользнули наружу, укрываемые сизо-золотым закатным светом. Мы прятались от каждого шороха, добираясь до выхода с задней стороны поместья, чтобы никто не увидел нас выходящими в одних ночных рубашках на ночь глядя.

Нас не должны были видеть. В академии было запрещено покидать поместье после отбоя (за исключением особых случаев вроде посвящения), а тем более полуголыми и с распущенными волосами. Это было сделано в целях безопасности, ведь ночью просыпались жители леса, которых не стоило тревожить.

Стоя за очередной колонной, мы взволнованно дышали, прижимаясь друг к дружке, пока мимо пролетала стайка ведьм. Они шумно переговаривались, обсуждая домашнее задание по истории магии.

Я смотрела на наполненные металлом глаза Евы – она выглядывала из-за колонны, пока вся её кожа будто вибрировала от волнения. Мы не просто нарушали правила – мы решались на странный тайный обряд, подробности которого мало знали. Всё моё тело от щиколоток до ямочки на шее покрылось мурашками – и вовсе не от холодного мраморного пола, на котором я стояла босиком, а от странной тайны, мгновенно связавшей нас под ночными рубашками.

Когда ведьмы скрылись за углом, мы вылетели из укрытия и на цыпочках пробежали к выходу. Кажется, поместье помогало нам – больше мы никого не встретили, хотя обычно золотой час был шумным как внутри стен академии, так и вне их.

Быстро спустившись с крыльца, мы помчались в лес. Это был самый опасный и рискованный момент всего путешествия – преодолеть открытый двор, где нас мог увидеть кто угодно из окон. Босые ноги быстрыми шлепками перескакивали по серой плитке, по мягкой траве. Сердце бешено колотилось в груди, а глаза наполнились ужасом от одной мысли, что директриса может заметить нас и выгнать, не дожидаясь объяснений.

Вот она – опушка леса. Уже совсем близко. Ещё чуть-чуть, ещё пара широких шагов, и мы будем в безопасной тени хвои.