— Да? Так же, как и в лесу возле академии, где мы все должны быть в безопасности?
— Рус! Об этом мы с вами и с вашей сестрой в частности ещё поговорим!
— С удовольствием. Я многое хочу вам сказать, Элеонора Георгиевна. И что-то мне подсказывает, что это многое вам не понравится.
За дверью повисло молчание. Что-то справа от меня зашевелилось и вздохнуло. Я нахмурилась и снова попробовала открыть свинцовые глаза.
— Пусть сидит здесь, раз так хочется. Когда девочка придёт в себя, отправьте её ко мне. Вас это тоже касается, Александров. Буду ждать вас у себя в кабинете. — Короткое молчание. — Умытого, одетого и обутого, как подобает студенту академии.
Стук каблуков удалился, за дверью стало тихо.
Я попробовала вернуть контроль над своим телом. Пошевелила пальцам левой руки, поёрзала и, наконец, открыла глаза. Дневной свет ударил молотом по голове и на некоторое время ослепил. Проморгавшись, я увидела белый потолок и парящую надо мной зелёную сферу. Колышущиеся белые занавески на приоткрытом окне, белые шкафчики у стены, раковину в углу.
— О, ты очнулась! — Тихий высокий голос зазвенел у правого уха, надо мной склонилось розовощёкое лицо с крупной родинкой на правой щеке, обрамлённое золотистыми прядками волос, выбившимися из пучка на затылке. На девушке была белая с красной вышивкой форма дома Солнца.
Я попыталась что-то спросить, но в горле пересохло. Ведьма, словно прочитав мысли, ускользнула и вернулась со стаканом. Нажала на кнопку, чтобы кровать приподнялась, и, мягко придерживая мой подбородок, помогла медленно выпить воду с лёгким привкусом лекарства.
Эта комната разительно отличалась от всего интерьера академии. Белые простыни на койке с подъёмным механизмом, белые стены, светлый пол, бежевое кресло у окна. Всё слишком минималистично и современно, хотя резные плинтусы всё-таки выдавали настоящую личину поместья. У стены напротив стоял металлический стол, вместе со скальпелями и пинцетами на нём лежали кристаллы, баночки с разноцветными зельями и какие-то амулеты. Горела палочка благовоний. Сфера над моей головой слегка покачивалась и излучала тепло.
Я опустила глаза и оглядела правую руку. Она вся была забинтована — от запястья до плеча, на белых повязках светились алые и зелёные руны.
— Хорошо, что кости не задеты. — Ведьма дома Солнца поставила стакан на тумбу у кровати и села в бежевое кресло. — Мы восстанавливали ткани всю ночь, но нужно ещё время.
Попробовала пошевелить рукой, и та отозвалась пылающей болью. От неожиданности я вскрикнула.
— Не двигай. — Девушка подскочила и провела над бинтами ладонью. От её руки исходило тёплое свечение, пульсация в руке утихла. — Постарайся вообще никак её не тревожить.
Я откинулась на большую подушку и рвано выдохнула. Меня вдруг затрясло, всё тело задрожало, к горлу подкатил ком. Воспоминания о вчерашней ночи накатили волной и закружили в водовороте — страшные, тёмные, полные крови и боли. Жёлтые глаза на лошадином черепе, руки-ветви, чуть не разорвавшие меня пополам. Слёзы готовы были вырваться наружу, и я глотала их, пытаясь унять панику.
— Тише, тише, это шок! — Девушку рядом со мной тоже затрясло. Она сама была лишь студенткой — сложно представить, какой страшной выдалась для неё ночь. Знахарка куда-то ушла, и мы остались вдвоём.
Она не могла меня успокоить, я вся тряслась. То и дело перед глазами прокручивался момент, когда я видела разрезы до костей на собственной руке и момент, когда теряла сознание, но продолжала бежать, ведь остановка была равносильна смерти. Вспоминала, как визжала Мира, как сёстры тащили меня на себе в темноте, и вся колотилась от паники.
Дверь резко открылась, кто-то взял меня за руку. Поджимая трясущиеся губы, повернула голову и встретилась с морозными светло-голубыми глазами.
Рус опустился на колени у кровати и крепко сжал пальцы здоровой руки. По шее сзади пробежала щекотка, и паника отступила так же резко, как и накатила. Волна страха, слизывая остатки тревог, отступала назад. Дыхание выровнялось, ком в горле растворился, в груди полегчало. Я выдохнула и захотела спать.
— Спасибо. — Ведьма-сестричка устало упала обратно в кресло. — В лазарете всегда должен быть кто-то мирский — это настоящее спасение. Хотела бы я успокаивать пациентов, но этот дар никак мне не открывается. Я Аня, кстати.
Рус ничего не ответил — просто продолжал держать меня за руку. Он был в белом хлопковом пижамном костюме. Рубашка и брюки измялись, испачкались в грязи и крови. Моей крови. На лице залегли тени — он не спал всю ночь.
И тут пришло осознание, что всё это время лёгкая щекотка на шее была его знаком. Она возникала, когда Рус пытался залезть мне в голову — не Мира. А я была уверена, что наоборот.