Описывая одну из этих трех последних побед (или, может быть, обобщая их), Фань Е рассказывает, как ханьские войска разгромили жертвенник, сожгли войлочные юрты, закопали в землю живыми десять сюннуских сановников, надели кандалы на руки шаньюйских жен, увековечили свои подвиги на каменной стеле и «с победными криками возвратились назад». «Испуганный шаньюй, накинув на себя войлочные одежды и боясь от страха дышать, бежал в земли усуней, после этого район к северу от пустыни обезлюдел»{291}.
Синолог Л. А. Боровкова, привязывая описанные древними хронистами победы китайского оружия к современной географической карте, считает, что в 89 году кочевники были разгромлены у гор Иныиань (к северу от Ордоса). В 90 году ханьские войска нанесли поражение сюнну в Западном крае, вблизи Иулу (современный город Хами Синьц-зян-Уйгурского автономного района Китая), после чего под контроль Хань перешла небольшая северо-восточная часть Западного края. И наконец, в 91 году китайская армия вышла из Цзюйянь (район озера Гашун-нур, в юго-западных предгорьях Тянь-Шаня) на север для того, чтобы одержать окончательную победу{292}.
Записанная в VII веке китайская хроника «Бэй-ши» сообщает, что бежавший северный шаньюй перешел через хребет Гинь-вэй-шань (предположительно современный хребет Тарбагатай, расположенный на границе Китая и Казахстана{293}) и «ушел на запад в Кангюй» (в сторону Сырдарьи) с теми, кто мог идти. А «малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним» остались жить на своих прежних землях и образовали «Владение Юебань» (Юэбань).
В «Бэй-ши» дается не вполне четкая информация о том, где же находился этот последний оплот «малосильных» северных сюнну. С одной стороны, говорится: «Владение Юебань лежит от Усуня на северо-запад…»{294}. Это дало основание некоторым исследователям поместить Юэбань к северу от восточной части озера Балхаш{295}. С другой стороны, в той же «Бэй-ши» сообщается, что Юэбань находилась «по северную сторону Кучи», — исходя из этого, русский этнограф и востоковед Н. А. Аристов считал, что Юэбань лежала в восточной Джунгарии, в районе озера Эби-нур{296}. Возможно, в текст «Бэй-ши» вкралась ошибка, автор хроники имел в виду не «северо-запад», а «северо-восток». Впрочем, если принять во внимание, что, согласно «Бэй-ши», жители этой страны «занимают несколько тысяч ли пространства»{297}, их владения вполне могли включать в себя и берега Эби-нура, и берега Балхаша.
Но где бы ни находилась Юэбань, после бегства шаньюя «малосильные» сюнну обитали там достаточно долго, во всяком случае, известно, что их государство существовало еще в середине V века: оно обменивалось посольствами с одним из северо-китайских государств (Китай в те годы был раздроблен) и находилось в сложных взаимоотношениях со своими соседями-жужаньцами{298}.
Несмотря на разгром войска и бегство части народа и самого шаньюя на запад, в исконных землях сюнну после этого еще оставалось «свыше 100 тыс. юрт»{299}. Младший брат бежавшего шаньюя Юйчуцзянь попытался возглавить оставшихся соплеменников — он «остановился у озера Пулэй» (современное озеро Баркуль) и отправил послов в Хань с изъявлением покорности. В ответ он получил известие о согласии, печать со шнуром, четыре украшенных яшмой меча и «один зонт из птичьих перьев». Это было явно меньше того, на что обыкновенно рассчитывали сюннуские шаньюи. По этой или по какой-то иной причине, но Юйчуцзянь пробыл вассалом Хань всего лишь около года и в 93 году «поднял восстание и вернулся на север». Но теперь Китаю уже ничего не стоило наказать мятежника. Ему вдогонку была послана всего лишь тысяча воинов. Беглеца уговорили вернуться обратно, «а затем обезглавили его и уничтожили его войско»{300}.
На этом с северными сюнну было покончено. Земли их теперь попали под власть племен сяньби, а сами сюнну «стали называть себя сяньбийцами»{301}.
В китайских хрониках и дипломатических записях вплоть до 155 года время от времени еще мелькали какие-то северные сюнну и их шаньюи, но теперь они уже не представляли особого интереса ни для хронистов, ни для политиков.
Так, например, в 105 году некий северный шаньюи направил в Хань посла, который «принес извинения в том, что его государство, будучи бедным, не смогло поднести подарки, предусмотренные правилами, и просил прислать посла для отправки вместе с ним сына шаньюя прислуживать императору». Однако вдовствующая императрица отправлять к сюнну своего посла не стала и сыном шаньюя не прельстилась — она лишь передала бедному соседу подарки{302}.