— Это что за выходки?! — вскрикиваю я, вырываясь из его цепкой хватки.
Он открывает дверь с пассажирской стороны и толкает меня в салон. Выдергивает ремень безопасности и, склонившись, пристегивает меня.
Задерживаю дыхание. Слишком вкусный у него парфюм. Или гель для душа. Или родной запах кожи. Не знаю, что именно. Главное — испытываю дерзкое желание укусить его за шею.
Сглотнув, отворачиваюсь и ворчу:
— Я могла бы и сама это сделать.
Он захлопывает дверь, обходит машину и усаживается за руль. На рыдающую Розу Альбертовну, выскочившую из дома, ему плевать. Поворачивает ключ зажигания, заводит двигатель и с визгом колес выруливает со двора.
— И куда мы едем? — спрашиваю, посмотрев на его четкий профиль.
Прибавив скорости, Девлегаров жестко отвечает:
— В клинику. Исправлять ошибку.
Горло сжимается в спазме.
— Как?
— Искусственным прерыванием беременности, — поясняет он без колебаний. — Объяснить доходчивее? Мы едем на аборт.
Не знаю, что ответить. Теряюсь.
— Смотрю, у вас вся семья одаренная, — единственное, на что мой язык способен сейчас.
Усмехается. Нашел повод.
— Ты сама сказала, что аборт — неплохое решение проблемы, учитывая, кто отец ребенка. Я помогаю тебе обрести свободу. Радуйся и будь благодарна.
— Тогда я не знала, кто его мать, — напоминаю ему.
— Не верю, что в тебе проснулся материнский инстинкт. На это требуется больше пятнадцати минут.
— А отцовский когда просыпается? Хотя бы приблизительно?
— Что за бред? — фыркает он с брезгливостью. — Сколько недель беременности?
— Одиннадцать, — отвечаю на автомате.
— Хорошо. Успеваем.
Возможно, у меня паранойя, но, кажется, я слышу зов о помощи внутри себя. Чувствую страх малыша и желание жить. Одолели бы меня похожие чувства, будь матерью другая женщина? Трудно сказать. Гораздо важнее сейчас думать о том, какая лежит на мне ответственность за маленькую, беззащитную жизнь. Моего ребенка!
Отстегиваю ремень и хватаюсь за дверную ручку.
— Останови машину! — требую агрессивно, встречно перейдя на «ты».
— Ты умом тронулась?! — орет он на весь салон, но я уже открываю дверь, намереваясь выпрыгнуть прямо на скорости.
Резко тормозит. Меня бросает вперед, а от удара о панель спасает вовремя выставленная мужская рука. Пригвождает меня к спинке кресла, уложив горячую широкую ладонь на бугор моей груди.
Оттолкнув ее, распахиваю дверь и выскакиваю на обочину.
В воздухе стоит вонь жженой резины, смешанный со свежим запахом сочной травы. И рассеивающийся в рассветных лучах дымок.
Хватаюсь за голову. Шок сменяется паникой. Я еще с трудом соображаю и не могу принимать решений, но одно знаю точно: я не сделаю аборт. Вряд ли сделала бы, даже не будь матерью этого малыша. Ведь это я дала ему шанс и негласную клятву.
— Немедленно вернись в тачку! — рычит Девлегаров, выйдя ко мне.
— Отвали! — огрызаюсь, отворачиваясь от него.
— Сейчас же!
— Иначе что? — Провокационно смотрю ему в глаза.
В них шторм. Он поглощает меня тьмой. Засасывает. Перекрывает кислород. Равиль Девлегаров презирает меня вместе с нашим ребенком. Будто это я во всем виновата. Ни он, ни его бывшая, ни мать. А я, которую загнали в угол и вынудили пойти на преступление.
— Не обостряй, — цедит сквозь зубы. Аж вены на шее надуваются. Настолько сильно он меня ненавидит. — Этот ребенок не нужен ни мне, ни тебе.
— Не говори о нем, как о паразите. Он не виноват в произошедшем. Он не просил давать ему жизнь, а потом ее отнимать.
— Тогда что ты предлагаешь?! — Он разводит руками, словно показывая мне мир, которого я лишусь, став матерью. — Перечеркнуть карьеру и свободу?! Этот ребенок — случайность! Нас с тобой не может связывать ничего, кроме работы!
— Ты сам сдавал свой биоматериал. Никто не выжимал его из тебя силой. Особенно я. Уже тогда ты должен был подумать о рисках. В конце концов, об ошибках, которые порой случаются даже в самых крутых клиниках.
— Ты слышишь саму себя? Или гормоны мозг повредили?