«Но почему, почему?!»
«В конце концов, Вера Антоновна тоже человек, — неспешно рассуждала Лелька, — вазу могла задеть нечаянно, и так легко свалить свою вину на ребенка… Но Томик уверяет — она не подходила близко к полке. И никак не могла смахнуть статуэтку. Так что получается?»
Маша огорченно вздохнула. По ее мнению — ни черта не получалось. Подумаешь — две безделушки!
А вот Лелька мгновенно почуяла — дело нечисто. Кто-то пытается подставить ее сестру. Очернить перед хозяйкой.
Лелька тут же стала ломать голову над причиной. Нашла единственную — наследство. И обещанные подарки.
После второго телефонного разговора с Тамарой Лелька сделала еще более дикий вывод — среди гостей убийца. И следующее покушение может оказаться более удачным. Тамара же — случайная жертва. Настоящая — Вера Антоновна.
С чего Лелька это взяла, Маша искренне не понимала. Ведь если очернить пытались именно Томку, то почему убить — домработницу? Тут явная нестыковка, Лелька наверняка ошибается.
Или нет?
Маше страстно хотелось вычислить убийцу! Лично. Пусть — несостоявшегося. Пока.
Хотелось доказать Лельке, а больше себе, что она ничуть не глупее. И обладает этим… этой… как его там…
Тут Маша извинилась, вытащила заветный блокнотик и долго листала его в поисках нужного слова. А Петя стоял рядом и послушно ждал. И покорно держал крохотную Машину сумочку из крокодиловой кожи: Ваньке, таракану рыжему, пришлось все же на нее раскошелиться, как ни упирался и не пересчитывал истерично многочисленные сумки жены!
Маша лихорадочно просматривала страницы. Она отлично помнила, что записала как-то небрежно брошенное Лелькой словечко. В нем было все: шик, кастовая принадлежность, признак породы, о-о-о — аристократический шарм!
Маша могла поклясться чем угодно — ни одна из ее прежних подружек это слово не слышала. А уж чтобы произнести его…
Слабо им!
Наконец Маша нашла нужную страничку и благоговейно выдохнула: вот. Не одно, а целых два слова. «Интеллект» и «дедукция.»
Маша сунула драгоценный блокнот в сумочку, позволила Ягудину снова уцепиться за локоть и несколько раз повторила про себя сложные слова. И, забывшись, прошептала:
—Дедукция — это способность к анализу.
—Что ты сказала? — тут же повернулся к ней Петя.
Маша удивленно посмотрела на него, но из образа не вышла. Похлопала ресницами, надула губки и обиженно попеняла:
—Ты совсем меня не слушаешь!
—Да нет же…
—Нет —да! Не слушаешь!
И смешливо подумала, что только в русском языке возможны такие странные сочетания: «да нет» или «нет — да».
Когда-то давным-давно — хорошо, Ванька не знает, был в длительной командировке — Маша морочила голову одному немцу. Довольно весело проводила время, нужно признаться.
Ганс, ее немец, внешне оказался полной противоположностью Ваньке Епифанцеву. Высокий, тощий, сутулый, черноволосый, с большущими карими глазами и носом крючком.
Кто только сказал, что немцы обязательно белоголовые и голубоглазые? Не видел он Ганса Фишера!
Ганс очень неплохо знал русский язык. Охотно запоминал новые выражения, даже не совсем приличные. Но вот эти два — «да нет» и «нет — да», их Маша особенно любила — он так и не рискнул использовать.
Не понял смысла. И она, Маша, не смогла ничего объяснить Гансу. Хотя и честно старалась.
Они тогда просто поссорились. Маша обвинила его в тупости, а Ганс, отчаявшись, торжественно объявил, что русский народ — самый противоречивый народ в мире. Отсюда и эти невозможные сочетания.
Петиных путаных оправданий Маша слушать не стала. Чмокнула воздух у его щеки и кокетливо пообещала простить.
Он такой душка! Маше так нравятся его веснушки! Особенно вот эти, у носа. Это… это…
Маша зажмурилась, вытаскивая из бастовавшей памяти следующее «интеллигентское» словечко. На этот раз она нашла его довольно быстро. Радостно улыбнулась и выпалила:
—Та-ак эротично!
Петя крякнул от изумления: ничего подобного он о собственных веснушках не слышал.
Маша гордо подумала: «Ванька бы сказал — заводит. Или — потрясно. Или… Нет, не буду. Я, как интеллигентная девушка, и слов-то таких знать не должна.»
Нужно признать, решение стать интеллигентной девицей прилично осложняло Маше Епифанцевой жизнь. И если бы не редкостное упрямство, Маша давно бы на него наплевала.
Плюнуть и забыть мешали два фактора. Первый — новая подруга Ольга Зимина. Вернее, Лелька. Имени «Ольга» ее недавняя знакомая категорически не признавала.
Лелька оказалась живым олицетворением нехитрой Машиной мечты. Нежная, непредсказуемая, образованная, с богатейшим словарным запасом и неуемной фантазией, воспринимающая жизнь как интересную игру…