Я неосторожно высказал предположение, что если бы меня интересовала недостача, то я самостоятельно разобрался бы в ней. И тем самым навлек на себя обиду.
— Ах, ты хочешь сказать, что не веришь мне?!
Потом позвонил Шустиков из треста озеленения.
Едва поздоровавшись со мной, он спросил:
— Что ты там затеваешь против Вторникова? Не стоит. Хороший мужик. Ну что ж, пустил часть новой мебели налево, так тут больше грешен его заместитель…
Мне снова пришлось лепетать про благоухающие цитрусы и про любовь к живой природе, но мой знакомый не слушал.
— Ты басни мне не рассказывай. Я тоже не лыком шит. Но хочу тебя серьезно просить: не торопись. Я ведь Вторникова давно знаю. Хозяйственник крепкий. Но кто без изъяна? Порой каждого из нас надо поправить…
Вскоре раздался звонок от Адресовича из филармонии. Концертмейстер уверял, что Вторников — симпатичнейший парень и что история с приписками на его комбинате явно раздута…
— Постой, а какое отношение ты имеешь к Вторникову? — спросил я.
— Да, собственно, никакого. Тут просил один солидный человек, которому он устроил мебель… И учти, если влезешь в это дело, неприятностей тебе будет масса.
Далее не замедлил откликнуться Воробейкин с телефонной сети.
— Давненько не говорил с тобой, — начал он издалека.
— Давненько, — быстро согласился я. И сразу же поставил вопрос в упор: — По поводу Вторникова звонишь?
Воробейкин был искренне удивлен:
— А как ты догадался?
— Очень просто, — ответил я. — Ты хочешь сказать, что он хороший малый.
— Ага!
— Может быть, ты еще желаешь сообщить, что за недостачу его уже наказали, что мебель налево пустил не он, а его зам, что история с приписками…
— Да ты, я вижу, глубоко изучил дело, — заключил Воробейкин. — Но я бы тебя все же просил…
Пятый звонок был из дому… Что мне оставалось сказать дорогим домашним? Идиллической жизни, подобно той, что у Бабочкина, у нас не будет. Ипсилантьева, Шустикова, Адресовича и Воробейкина в гости пригласить не удастся. Безмятежного лирика, голубоглазого созерцателя из меня не вышло. И черт с ними, с лимонами, со всякими чижиками, зеленушками и завирушками! Я буду писать фельетон про Вторникова. Конечно, торопиться не стану. Возможно, мне еще кто-нибудь позвонит в его защиту.
1964—1971
КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ
Споемте, друзья!
Люди любят петь.
Они поют арии, романсы, частушки, куплеты, рулады, песни.
Поют с радости, с горя, по необходимости и просто так.
Поют всюду. На веселых клубных вечерах, на скучных загородных профсоюзных массовках и над речными обрывами во время любовных свиданий.
Из всего того, что поют, наибольшей популярностью пользуется песня.
Песня приходит на уста человеку сама собой. От обстоятельств. От настроения. В одном случае — это грустно-задумчивая «Тонкая рябина», в другом — возбуждающие «Ландыши», в третьем — меланхолически-философический «Черный кот».
Песни не вечны, они сменяют друг друга. Попели — и хватит. Не поют — значит, примелькалась, вышла из моды, устарела. И только одна стойко держится века. Это песня о шумевшем камыше и гнувшихся деревьях.
Существует несколько видов песен: песня без слов, песня без музыки, песня со словами и музыкой, но без смысла, песня многоголосая, песня безголосая.
Выбирайте, что вам ближе, в каком песенном поджанре вы будете работать. А я буду вам советчиком. В том случае, если вы возьметесь писать тексты песен, а не музыку: в музыке я не компетентен.
Итак, вы решили стать поэтом-песенником. Но вы еще робеете, сомневаетесь: получится ли?
Не сомневайтесь. Получится. У других-то получается. И, как видно, труда большого они не затрачивают.
Зарядитесь энтузиазмом. А для этого сделайте глубокий вдох и включите радио.
Вы не понимаете смысла этих строк? И я не понимаю. Трех берегов не бывает у одной реки. А почему, собственно, «у»? Может быть, «около», «возле», «подле» или «при»?
Впечатляюще! К тому же смело и ново. «По чистому полю»! Правда, некоторым чересчур требовательным людям эти две строки могут не понравиться. И в их критических высказываниях будет свой резон: если на поле ничего нет и оно чистое, то зачем по нему кататься на комбайнах? Это же не манеж.