Строительство Однотрубненского рудника началось «задом наперед». Не было ни жилья, ни дорог, ни ремонтных мастерских — все находилось еще только в проектах, — а в степь выгнали экскаваторы срывать земляную корку, чтобы скорее дойти до руды.
Руда залегает не близко. Надо вывезти в отвал тысячи автомашин земли. Надо снять толстый, глубокий слой на широком пространстве. Тогда откроется фронт рудной добычи. Надо… Очень многое еще надо! А директор стройки Михаил Сидорович Росомахин выступил на высоком совещании и дал слово, что скоро пойдет однотрубненская руда…
Кое-кто из инженеров предупреждал его, сомневался, получится ли так.
Росомахин, улыбаясь, отвечал:
— У меня все получится!
Официально Росомахин именовался начальником строительства, но называл себя, директором. Видимо, мягковатое и расплывчатое слово «начальник» ему нравилось меньше. А «директор» благодаря двум «эр» звучит гордо, твердо, решительно, непререкаемо, это слово вызывает преклонение, трепет, порою даже дрожь, требует строго проводить принципы субординации, подчеркивает ранг и говорит о том, что этот работник на руководящей вершине, он — первый, и все сотрудники призваны реализовывать его приказы, распоряжения, поручения, циркуляры, рекомендации, прожекты, не располагая правом возражать, спорить, раздумывать. Таков был порядок в любом вверенном директору тресте или управлении. Все здесь матросы, а у штурвала, у руля корабля — он, прошедший пожары и штормы, старый, проверенный инженер, администратор и организатор — директоррр Ррросомахин!
— У меня все получится!
Спит и видит Росомахин: лист газеты, а на нем — корреспонденция Сусанны Сударченко под огромным заголовком: «Есть однотрубненская руда!»
И ее, правда, скоро достанут: Росомахин распорядился сузить фронт работ и, как говорят на стройке, «пойти на руду воронкой» — чтобы хоть в одной точке достичь рудного тела, чтобы хоть чайной ложкой кусочек зацепить. И тогда можно рапортовать, давать интервью, фотографироваться, выступать по однотрубненскому телевидению.
Впрочем, по телевидению он и так выступает часто.
Поговорит полчасика об «имеющихся достижениях», кого-то пожурит за «имеющиеся недостатки», «выразит уверенность», скажет «спасибо за внимание» и уйдет.
Это ему заменяет живое общение с людьми. А по телевидению общаться удобнее всего: говоришь только сам, никого не слушаешь и вопросов никто не задает.
Время от времени Росомахин произносит фразу: «Надо посоветоваться с народом». Но советуется он обычно только со своими помощниками. Вот и весь «народ». В результате верх всегда берет его собственная точка зрения. Если же помощники сомневаются или робко возражают, Росомахин идет на испытанный ход:
— Или я дурак, или вы ничего не понимаете. Допустим первое. Тогда я ухожу, выбирайте себе нового директора.
Помощники, которым выбирать не дано, поспешно ретируются и свои сомнения снимают.
Так произошло, например, когда решался вопрос о постройке телевизионной студии.
Строители рудника жили тесно — кто ютился на частных квартирах, кто в палатках, некуда было пристроить детей, а Росомахин предложил чуть ли не в первую очередь воздвигнуть телестудию.
— В палатках, говорите, живут? — возражал он оппонентам. — Я всю жизнь тоже в палатках…
Да, время от времени Росомахину приходилось жить в палатке — до тех пор, пока ему не построят коттедж с горячей водой. А для него на каждом новом месте строили, не очень мешкая. Излишних проволочек не возникало. Во всяком случае, выпускать подстегивающие сатирические листки («Горит объект, срываются сроки!») необходимости не было…