Это были сильные, изящные лошади индейских кровей, объезженные лишь совсем недавно и очень строптивые. Одного удара было достаточно: они взвились на дыбы, а потом, воспользовавшись тем, что постромки ослабли и вожжи висели свободно, принялись выделывать всевозможные курбеты, а легкая коляска летела за ними, едва касаясь колесами земли. Этот злосчастный удар разорвал узы недолгих месяцев покорности, и полудикие мустанги, выгибая спину и брыкаясь, бросились прямо через поле к ближайшей рощице.
Мэри Роджерс поспешно оглянулась. Увы! Они забыли, что равнина здесь террасами спускается к лощине. Верный Педро внезапно исчез - метелки овсюга совершенно заслонили их от предполагаемого спасителя, и толку от него было ровно столько же, как если бы он находился в эту минуту в десяти милях от них. Но подруги тем не менее не испугались; возможно, они просто не успели. Однако у них еще было несколько секунд, чтобы дать выход главной из сугубо женских эмоций, и Сюзи поспешила воспользоваться этим.
- Это ты виновата, милочка! - воскликнула она в тот миг, когда переднее колесо провалилось в нору суслика, и коляска, накренившись, выбросила своих прекрасных пассажирок в гибкий частокол пыльных злаков. Удар отделил переднюю ось от кузова и переломил дышло; насмерть перепуганные лошади снова устремились на дорогу и, подгоняемые грохотом волочащихся сзади обломков, понеслись вперед. Через полмили они нагнали фургон с белым парусиновым верхом, запряженный двумя медлительными волами, и опять кинулись в сторону, но тут левый мустанг запутался в постромках и положил бесславный конец их скачке: увлекая за собой товарища, он покатился по пыльной дороге под самые морды мирно бредущих волов.
Гибельный полет Сюзи и Мэри окончился столь же благополучно и бесславно. Крепкие гибкие стебли овсюга смягчили удар, и, когда подруги встали на ноги, оказалось, что они целы и невредимы; правда, их волосы растрепались, а одежда немного пострадала, но падение даже не оглушило их. И первые грустные вздохи над погибшей шляпкой и разорванной юбкой почти тут же сменились веселым детским смехом. Кругом никого не было - теперь они даже радовались исчезновению Педро: по крайней мере их приключение обошлось без свидетелей; исчез и некоторый холодок, воцарившийся было между ними. Спотыкаясь, совсем запыхавшись, они выбрались на дорогу, где увидели опрокинутую коляску с нелепо торчащими в воздухе колесами: тут ими вновь овладела неуемная веселость, и, схватившись за руки, они смеялись почти до слез.
Затем, задыхаясь, они умолкли.
- Скоро подъедет почтовая карета, - хладнокровно объявила Сюзи. Помоги мне привести себя в порядок, милочка.
Мэри спокойно обошла вокруг подруги, что-то стряхнула, что-то счистила, заново завязала один бант, изящно расправила другой и, наклонив голову набок, критическим оком обозрела обворожительные результаты своих стараний. Затем Сюзи столь же неторопливо и искусно оказала Мэри такую же услугу. Внезапно Мэри вздрогнула и обернулась.
- Вон карета, - сказала она быстро. - И нас уже заметили!
Выражение двух девичьих лиц мгновенно изменилось. Достоинство, превозмогающее боль, гордая покорность судьбе - несомненное следствие пережитой смертельной опасности, испуг, преодолеть который помогала только безупречная воспитанность, - вот что читалось в чертах и позах двух подруг, пока они терпеливо ждали возле разбитой коляски приближения почтовой кареты. Пассажиры, напротив, были охвачены явным волнением. Некоторые даже привстали с места, так велико было их нетерпение, и едва карета остановилась возле обломков, на землю немедленно соскочило несколько молодых людей.
- Вы ушиблись, мисс? - обеспокоенно спрашивали они.
Сюзи, прежде чем ответить, сдвинула хорошенькие брови, словно подавляя мучительное страдание. Потом она сказала:
- О нет!
Это было произнесено холодным тоном, заставлявшим предположить, что она стоически скрывает очень серьезное, если не смертельное увечье. Затем Сюзи взяла под руку Мэри Роджерс, которая к этому времени начала трогательно, но грациозно прихрамывать. Отклонив помощь, которую им наперебой предлагали пассажиры, подруги, поддерживая друг друга, поднялись в карету и ледяным тоном попросили кучера остановиться у ворот усадьбы мистера Пейтона, после чего до конца пути хранили величественное молчание. Карета остановилась, и они сошли, провожаемые сочувственными взглядами.
На первый взгляд их эскапада окончилась благополучно, хотя и была чревата опасностями. Однако и в людских делах, как и в делах природы, внезапно высвобожденные силы неизбежно приводят к потрясениям, которые продолжают сказываться и тогда, когда породившая их причина уже уйдет в прошлое, никому не повредив. Испуг, который девушки тщетно пытались вызвать в сердце своего провожатого, превратился в панический страх, объявший кого-то совеем другого. Судья Пейтон, подъезжая к воротам ранчо, вдруг увидел одного из своих вакеро, который гнал перед собой двух запыленных и связанных лассо лошадей. В ответ на вопрос хозяина он разразился горячей речью, помогая себе жестами и мимикой:
- А! Матерь божья! Что за черный день! Эти мустанги понесли, опрокинули коляску, и остановил их только смелый американо, ехавший в фургоне. Вон его лассо на их шеях подтверждает правду - они волочили его за собой сотню шагов, как теленка. Сеньориты? Да разве он уже не сказал, что, по милосердию божьему, с ними ничего не случилось? Они сели в почтовую карету и скоро будут здесь.
- Но где был Педро? Куда он девался? - спросил Пейтон, нахмурясь.
Вакеро поглядел на хозяина и многозначительно пожал плечами. В любое другое время Пейтон вспомнил бы, что Педро, слывший потомком аристократического испанского рода, держался со своими товарищами высокомерно, а потому не пользовался среди них особой любовью. Но теперь этот жест - полунамек, полуизвинение - еще больше раздражил его.
- Ну, а где же этот американец, который что-то предпринял, когда никто из вас не сумел остановить лошадей, хоть с ними и ребенок справился бы? - сказал он саркастически. - Я хочу на него поглядеть.
Вид вакеро стал еще более извиняющимся.
А! Он поехал со своим фургоном дальше в сторону Сан-Антонио; он не пожелал даже остановиться, чтобы принять благодарность. Но все это чистая правда. Он, Инкарнасио, готов поклясться святой верой. Больше ничего не случилось.
- Отведи этих скотов в кораль, но так, чтобы тебя никто не увидал, сказал Пейтон вне себя от ярости. - И никому ни слова в каса, слышишь? Ни слова миссис Пейтон или слугам, не то, клянусь богом, я без промедления очищу ранчо от всех вас, ленивых бездельников! Ну, так смотри же, болван, чтобы тебя никто не увидел. Убирайся!