«Здравствуй, дорогая!
Как ты поживаешь там сейчас?
Здравствуй, дорогая!
Это я звоню тебе, КамАЗ!»
А за полем, недалеко,
Паруса домов восходят торопясь.
Там раскинулся широко
Посреди степных просторов наш КамАЗ.
Мчатся МАЗы, мчатся ветры,
И столбами ходят синие дожди,
Клонит ветер к окнам ветки,
Чей-то голос в проводок одно твердит:
«Здравствуй, дорогая!
Как ты поживаешь там сейчас?
Здравствуй, дорогая!
Это я звоню тебе, КамАЗ!»
В старой почте пусто стало,
Два бульдозера ушли, как корабли,
Гасит лампы сторож старый,
Будто гасит разговоры до зари.
Новый город с новой почтой,
С новой жизнью, с новым видом из окна.
Это правда, это точно,
Что отсюда даль высокая видна.
ТРИ СОСНЫ
Ах, какая пропажа — пропала зима!
Ну не гнаться ж за нею на север?
Умирают снега, воды сходят с ума,
И апрель свои песни посеял.
Ну да что до меня — это мне не дано:
Не дари мне ни осень, ни лето,
Подари мне февраль — три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
Полоса по лесам золотая легла,
Ветер в двери скребет, как бродяга.
Я тихонечко сяду у края стола,
Никому ни в надежду, ни в тягость.
Все глядят на тебя — я гляжу на одно:
Как вдали проплывает корветом
Мой веселый февраль — три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
Ах, как мало я сделал на этой земле:
Не крещен, не учен, не натружен,
Не похож на грозу, не подобен скале,
Только детям да матери нужен.
Ну да что же вы всё про кино, про кино —
Жизнь не кончена, песня не спета:
Вот вам, братцы, февраль — три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
Поклянусь хоть на Библии, хоть на кресте,
Что родился не за пустяками:
То ль писать мне Христа на суровом холсте,
То ль волшебный разыскивать камень.
Дорогие мои, не виновно вино,
На огонь не наложено вето,
А виновен февраль — три сосны под окном
И закат, задуваемый ветром.
РАССКАЗ ВЕТЕРАНА
Мы это дело разом увидали,
Как роты две поднялись из земли
И рукава по локоть закатали,
И к нам с Виталий Палычем пошли.
А солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой».
И тихо в мире, только временами
Травиночка в прицеле задрожит.
Кусочек леса редкого за нами,
А дальше — поле, Родина лежит.
И солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой».
Окопчик наш — последняя квартира,
Другой не будет, видно, нам дано.
И черные проклятые мундиры
Подходят, как в замедленном кино.
И солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я кричу: «Давай, Виталий Палыч,
Давай на всю катушку, дорогой!»
…Мои года, как поезда, проходят,
Но прихожу туда хоть раз в году,
Где пахота заботливо обходит
Печальную фанерную звезду,
Где солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Где не было судьбы у нас другой…
И я шепчу: «Прости, Виталий Палыч,
Прости мне, что я выжил, дорогой».
ВЕРЕСКОВЫЙ КУСТ
Вот хорошо: и тихо, и достойно,
Ни городов, ни шума, ни звонков.
Ветру открыты все четыре стороны,
Мачта сосны и парус облаков.
Из-под сырой травы желтеет осень,
Вешнее солнце щиплет щеки нам.
Ты говоришь: «Куда это нас сносит?
Я несказанно так удивлена…»
Вересковый куст, словно лодка,
И далёко-далёко земля.
Вересковый куст, словно лодка,
А в лодке ни весел, ни руля.