И то, что, придя с работы,
Твой муж находит уют,
И то, что эти заботы
Встречаться нам не дают.
Но если при редкой встрече
Ты мне кивнёшь на ходу,
Я эти глаза и плечи —
В глубокую память кладу.
Я счастлив. И нет мне дела,
Что меж нами преграды одни.
Как бы ты мне надоела,
Если бы не они!
* * *
Ты не лепечешь по-французски,
Ты шёлком не сжимаешь ног.
Пушкин. «Калмычке»
Только встречу и погляжу —
Рвётся душа на части,
Ходит по первому этажу
Моё калмыцкое счастье.
Где кибитки и где холсты,
Песнь по степным просёлкам?
Ты по-французски лепечешь, ты
Ноги сжимаешь шёлком.
Устремляется вспять поток,
Если плотиной заперт.
Будем мы глядеть на восток,
А уходить на запад.
Нашей беды большой
Кто подсчитает убытки?
О если б забыться праздной душой
В твоей кочевой кибитке!
Лагерь UNRRA
1947
* * *
В тот тёмный год отца из дома увели.
Под рёв ветров заупокойных,
Казалось, треть страны в тот год ушло с земли
В сопровождении конвойных.
Год пыток, год смертей, год сталинских расправ,
Процессов, массовых расстрелов,
Вожди беснуются, стране хребет сломав,
И бед на сотни лет наделав!
Год ссылок и разлук, арестов и тревог,
Год всероссийского погрома!
Я вспоминаю блеск начальственных сапог
И грозный окрик управдома.
Он всюду, как шакал, вынюхивал беду,
И, будучи дельцом прожжённым,
Кому-то сразу он, как водится, за мзду
Сбыл нашу комнату с балконом.
А я, заткнув в полу крысиную дыру,
Мой стул, мой стол, одежду, койку
Легко перетащил в пустую конуру,
Где видишь из окна помойку.
Однажды вечером я в свой чулан иду
(Я где-то ночевал у друга).
Сосед мой, торопясь, кивнул мне на ходу,
Глаза скосивши от испуга.
А позже я узнал, что в эту ночь за мной
Какие-то явились трое.
Ещё наслушаюсь я брани площадной
Осатанелого конвоя.
А в институте всё я рассказал друзьям,
Я навсегда прощался с ними,
Я думал, что меня сошлют в Сибирь, а там
Сгноят в каком-нибудь Нарыме.
И вечером, один, сидел я в тишине.
Окна темнела крестовина.
Ждал, что придут за мной, но с шумом вдруг ко мне
Ввалились Жорж, Борис и Нина.
У каждого из них какой-то тюк в руке.
— Бери-ка тёплые вещицы!
— Достали кое-что! Не дело налегке
Тебе по холоду тащиться!
Но брать мне не пришлось тех сказочных даров.
Причиной опасений ложных
Была, как раз в ту ночь, проверка паспортов
У элементов ненадёжных.
Страна, где прошлого тепла ещё зола,
Страна, где волны страха катят,
Там хватит, может быть, на сто столетий зла,
Но и добра на сто столетий хватит.
ТОВАРНАЯ СТАНЦИЯ
…В поле на рассвете –
Женщины и дети.
А вагоны на перроне —
Это мир потусторонний
И в окне вагона —
Голова — икона.
Не лицо уже, а лик.
Смотрит отрешённо
Бритый, высохший старик
Из окна вагона.
Вот и он пропал во тьме.
Выживет едва ли —
Где-нибудь на Колыме,
На лесоповале…
Тяжко дышит на ремне
Пёс у конвоира.
Кто-то что-то крикнул мне
Из другого мира.
И я вижу: на снегу
В стороне записка.
Взять её я не могу –
Конвоиры близко.
Не пройдёшь туда никак,
Охраняют рьяно.
Спустит на тебя собак
Сразу же охрана.
Верно, с адресом листок
Извещает сжато,
Что такой-то дали срок,
Что везут куда-то.
Но записку ветер сгрёб
И понес, загикав…
А затоптано в сугроб
Сколько этих криков?
Но бывает — повезёт
Крошечным запискам —
Подбирает их народ
И относит близким.
Это — год тридцать восьмой,
Памятный угарной,
Зимнею рассветной тьмой
Станции товарной.
Дым по ветру распластав,
Как дракон несытый,
Подползал, шипя, состав,
Ссыльными набитый.
Точно не было конца
Траурному дыму.
Между ссыльными — отца
Я искал в ту зиму.
Год прошёл, как поутру,
После ночи долгой,
Он по нашему двору
Уходил с кошёлкой.
И с ружьём наперевес
Шёл за ним военный,
И отец навек исчез
Где-то во вселенной.
Ни могилы, ни креста,
Ни плиты надгробной,
Только гиблые места,
Только ветер злобный.
Только в памяти моей,
Где-то за грядою
Низвергающихся дней —
Он ещеё со мною.
На рассвете, на Днепре
С ним мы рыбу ловим,
И картошку на костре
В котелке готовим.
А потом, перед костром,
Он со мной присядет —
И расскажет мне о том,
Как покойный прадед
В сети тигра брал живьём
В зарослях Уссури.
И смеётся… сколько в нём
Ещё детской дури!
А домой придём мы с ним —
За вечерним чаем
О стихах мы говорим,
В шахматы играем…
Всё кружится шар земной
И скрипит громоздко —
Но отец всегда со мной
В полушарьях мозга.
Чуден памяти тайник,
Только странно всё же:
Я, отец, уже старик —
Ты меня моложе…
Жизнь по капле пью… и всё ж
Видно дно в сосуде,
Только там, где ты живёшь,
Не стареют люди.