Равинель сел за стол, развернул ветчину. При виде розоватого мяса он испытал приступ тошноты. Люсьена налила вина ему в стакан, огляделась и, кажется, осталась довольна.
— Ну, я пошла… Пора… Не нервничай, веди себя как обычно. Увидишь, все получится, как мы задумали.
Она положила руки на плечи Равинеля, быстро поцеловала его в лоб и уже в дверях еще раз посмотрела на него. С решительным видом Равинель отрезал кусок ветчины и принялся жевать. Он не слышал, как вышла Люсьена, но ощутил, что остался один: наступившая тишина приобрела какой-то особый оттенок. Беспокойство вновь охватило его. Он старался вести себя как обычно — крошил хлеб, отбивал марш кончиком ножа на клеенке, рассеянно просматривал счета:
Спиннинговые катушки «Люксор» (10) — 30 000 фр.
Сапоги болотные, модель «Солонь» (20 пар) — 31 500 фр.
Спиннинги двуручные «Флексор» (6) — 22 300 фр.
Кусок не лез ему в горло. Где-то вдали, вероятно возле Шантене или, может быть, возле Вандейского моста, прогудел поезд. Из-за тумана было сложно определить его местонахождение. Может, сбежать? Но ведь Люсьена явно притаилась где-нибудь на набережной. Да, слишком поздно. Теперь ничто уже не спасет Мирей. Подумать только, все это из-за каких-то двух миллионов! Все для того, чтобы удовлетворить честолюбие Люсьены, которая желает — за его, впрочем, счет — устроиться в Антибе. Все продумано досконально. У нее ум дельца, который можно сравнить с самой совершенной вычислительной машиной. Любой проект в ее голове выстраивается в стройную систему, которая никогда не дает осечки. Она прикрывает глаза и шепчет: «Подожди! Только бы ничего не перепутать!» После этого система приходит в действие, и ответ, четкий и точный, не заставляет себя ждать. Что же касается его самого, то он вечно путается в счетах, ему приходится часами перебирать бумаги, чтобы разобраться, кто заказывал патроны, а кто — японские бамбуковые удилища. Ему осточертела эта работа. Зато в Антибе…
Равинель пристально смотрел на сверкающий графин. Лежащий за графином кусочек хлеба представлялся ему губкой… Антиб! Шикарный магазин… В витрине — духовые ружья для подводной охоты, очки, маски для подводного плавания, легководолазные костюмы… Богатая клиентура… Берег моря, солнце… Все просто, легко, ни о чем не надо думать, никого не надо обманывать. И не видеть больше этих проклятых туманов Луары, Вилены… Закончится наконец эта игра в туман! Он станет другим человеком. Люсьена обещала ему это. Будущее представляется в самом радужном свете. Равинель уже видит себя в шикарных фланелевых брюках и рубашке от Лакоста. Загорелый, привлекающий к себе взгляды…
Поезд прогудел чуть ли не под самым окном. Равинель потер глаза, встал, приподнял край шторы. Вероятнее всего, это поезд Париж — Кемпер, который после пятиминутной стоянки отправился в Редон. Мирей приехала в одном из этих ярко освещенных вагонов, свет от которых бежал за уходящим поездом в виде светлых квадратов. Перед его глазами проплывали пустые купе с зеркалами и фотографиями над диванами. Вот купе, забитые моряками, которые что-то едят. Почти нереальные картины, не имеющие никакого отношения к Мирей, пробегали перед его глазами. В последнем купе спал какой-то мужчина, накрыв лицо газетой. Хвостовые огни поезда растаяли в темноте, и Равинель вдруг ощутил, что музыка на борту «Смолена» смолкла. Иллюминаторов тоже не было видно. Он подумал, что Мирей где-нибудь неподалеку; одна на пустынной улице, она быстро шагает на своих каблучках-шпильках. Может быть, она взяла с собой револьвер, который он всегда оставлял ей, уезжая по делам? Но она же не умеет им пользоваться. Да и вряд ли ей придется им воспользоваться. Равинель взял графин за горлышко, поднял, посмотрел на свет. Вода абсолютно прозрачна, снотворное не дало никакого осадка. Он смочил палец, попробовал на язык. Есть какой-то легкий, почти незаметный привкус… Но если не знать, то вряд ли его почувствуешь.
Без двадцати одиннадцать. Равинель буквально заставил себя проглотить несколько кусочков ветчины. Он боялся даже пошевелиться. Мирей должна увидеть его таким — одиноким, мрачным, усталым, ужинающим наспех на уголке стола.
Внезапно он услышал ее шаги на тротуаре. Ошибиться он не мог. Походка у нее была почти бесшумная, но он распознал бы ее шаги среди тысячи других: мелкие порывистые шажки, стесненные узкой юбкой. Раздался легкий скрип калитки, и вновь все стихло. Мирей прошла по палисаднику на цыпочках, осторожно повернула ручку двери. Равинель забыл о еде. Потом взял еще кусочек ветчины. Он сидел на стуле как-то боком. Дверь за спиной внушала ему страх. Мирей уже, конечно, стоит за этой дверью, приложив к ней ухо и прислушиваясь. Равинель кашлянул, звякнул горлышком бутылки о край стакана, зашуршал бумагами. Может быть, она ожидает услышать звуки поцелуев?.. Вдруг дверь распахнулась. Он обернулся.