Когда веселье подошло к концу, Бабаджак султан через моего дядю доложил: “Ранней весной я допустил неучтивость тем, что не смог удостоиться счастья явиться [к хану], о чем мечтал долгие годы. А потом, так как удобный случай был упущен, я счел долгом учтивости явиться в тот стольный город, опору государства, которым является Йарканд, и насурмить глаза пылью дворца. Когда я прибыл в пределы Кашгара, то услышал о вашем благословенном отъезде. И тотчас же поспешил за вами, не успев собрать войска и подготовить необходимое снаряжение. Если на этот раз поход будет отложен, то в следующий раз я приведу к вам хорошо снаряженное войско и всех султанов с их вооружением, которые находятся на той стороне. И вот тогда при возникновении дела я проявлю такое рвение, что врагам и друзьям станет ясно, что в свите его величества [хана] есть слуги, которые считают для себя позором сравнение их с хусравами эпохи. Однако так как решение уже принято Вами, и отказ от него даже не придет в голову, то сей раб при любых обстоятельствах будет находиться при победоносном стремени и проявлять самоотверженность”.
Когда хан услышал эти слова, он сказал: “Долгие годы в душе я всегда желал видеть [около себя] дорогого брата. Теперь в знак признательности за осуществление этой мечты нам следует вернуться обратно /277б/ и провести вместе несколько дней. А будущей весной мы выступим, подготовив [военное] снаряжение так, как описал наш дорогой брат, ибо сейчас нет никакой спешки, и нет ничего, чтобы мы могли упустить время. Враг останется там, где он сейчас находится. Мы можем выступить в любое время, когда захотим”.
После этого они повернули назад и из Арпа Йази направились в сторону районов Кашгара. Бабаджак султан вместе с ханом прибыл в Йарканд, и здесь они провели несколько дней. Хан пожаловал ему суйургал и оказал щедрые милости. Каждый эмир также старался услужить [Бабаджак султану] и поднес дары соответственно своему положению. Стихи:
А затем, когда гостеприимный прием подошел к концу Бабаджак султан, достигнув своих желаний, получил разрешение вернуться к себе на родину и отправился туда. Это случипось в конце месяца тир (в первой половине июля) упомянутого (922/1516) года.
ГЛАВА 60.
УПОМИНАНИЕ ОБ ОТПРАВЛЕНИИ ХАНА НА СВЯЩЕННУЮ ВОИНУ С САРИГ-УЙГУРАМИ И О ПРИЧИНЕ ЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ
Эта зима, как было подробно изложено, прошла в полном наслаждении [жизнью] и удовольствиях. Наступила весна и повелитель небесного трона [Солнце], поставив ногу у подножия Овна, утвердился на троне Тельца. Цветущие деревья раскинули полотно лепестков и у подножия их выстроилось войско зелени. Полчища туч начали выпускать стрелы из дуги лука, и капли воды стали сверкать на листве трилистника, подобного щиту. Осевшая на верхушке каждой травинки капля дождя сияла, подобно солнцу. Утренний зефир и вечерний ветер приводили в порядок войско зелени /228а/ и заставляли сверкать деревья. От всего этого в каждом теле появилось оживление, а в каждой душе — желание.
Высокое положение и величие сана борцов за веру определены текстом Книги (Корана) и сунны таким образом, что нет нужды в подтверждающих документах для доказательства этого. <Поистине Аллах любит тех, которые сражаются на его пути рядами, как будто бы они — плотное здание>[911]. Высокие помыслы хана всегда были направлены на проведение священных войн, и его ум был постоянно занят этим. Планы священных войн он всегда обсуждал вместе с эмирами.
Так было установлено, что между Хотаном и Хитаем находится группа неверных, называемых сариг-уйгурами, и хан пошел на них священной войной. От Йарканда до Хотана двенадцатидневный путь. Большая часть стоянок не благоустроена и не заселена. Когда хан прибыл в Хотан, то здоровье его пошатнулось.
Священная война является одной из основ ислама и необходимой обязанностью. Хан хотел лично укрепить эту основу ислама, однако состояние его здоровья не позволило сделать это и, переложив эту обязанность на других и определив на это дело некоторых эмиров, он вернулся в Йарканд. На протяжении всего этого похода, как только наступало утро, подобно золотому диску солнца, начинала кружиться чаша утренней попойки. И к тому времени, как золотой диск солнца склонялся к закату, опьянение достигало предела. В конце дня, проснувшись ото сна опьянения, они с терзающим душу похмельем вновь передавали из рук в руки золотой кубок пурпурного вина, являвшегося предметом зависти луны и ревности вечерней зари. В это время рассудительность исчезала с простора мозга и потерявший разум шихна сильного опьянения /228б/ запускал руку гнета в мастерскую рассудка, так что чаще они не отличали день от ночи и ночь ото дня. Стихи: