Так как дни моей разлуки [с 'Абдаррашид ханом] длились долго, то я упомянул здесь только его достоинства и таланты, которые он обрел еще при мне и к которым я имел отношение, — исключение составляет игра на сазе, к которой я не причасген. Возможно, он обретал [знания] и после того, как мы расстались, так как от природы он был человеком способным, и ему все давалось. Вместе с тем /84б/, он хороший мусульманин, претендующий на справедливость и правосудие. Однако, как сказано: для Мусы [более] подходит везир Харун, а не Хаман. Если бы у Фир'ауна был везирем Харун, он был бы тем самым фараоном, [который] е божественной помощью исповедовал бы истинную религию и не возгордился бы. Стихи:
Цель [сказанного — показать], что сам 'Абдаррашид хан по своей природе стремился к справедливости и правосудию, однако он явно следовал указаниям Мухаммади [барласа], во всех случаях он поступал с его согласия, поэтому способствовал самым отвратительным делам. Так как Мухаммади теперь нет [в живых], мы надеемся, что справедливость вернется, установится спокойствие и обретется счастье, <если будет угодно Аллаху>.
ГЛАВА 70.
ОБ ОКОНЧАНИИ ПЕРВОЙ КНИГИ “ТА'РИХ-И РАШИДИ”
У этого неспособного, бессильного откуда может быть смелость, чтобы пытаться вести перо бездарности по тетради возможности написания [этой “Истории”]. Однако из-за того, что мне довелось слышать несколько рассказов <из достоверных преданий[523] о могольских хаканах, исповедовавших ислам, и жизнь некоторых из них я наблюдал воочию, а сейчас, как посмотрю я на себя и на людей, подобных мне, то не нахожу ни одного человека, который знал бы эти предания и жизнь тех хаканов, [и я решил], <если я не проявлю[524] такой смелости, то моголы и могольские хаканы останутся в неведении о своей родословной, не говоря уже о [подробностях] жизни своих предков. А если бы я предложил описать эти дела славным ученым, это привело бы к трудностям, так как у них нет достаточной осведомленности о жизни хаканов. От этих моих слов нет пользы никому, кроме могольских хаканов и моголов, так как сейчас под властью моголов находятся [только] самые отдаленные н малочисленные племена, а когда-то власть над населенными странами и обитаемой четвертью мира принадлежала роду, потомкам и последователям Чингиз хана.
У Чингиз хана были четыре сына, и царство /85а/ он разделил между этими четырьмя сыновьями. <Улусу каждого из сыновей[525] принадлежала четвертая часть царства. В исторических сочинениях везде, где упоминаются четыре улуса, речь, значит, идет об этих четырех родах, о которых мы сказали. Мирза Улугбек, ученый, написал “Историю” назвал ту “Историю” также “Улус-и арба'а” (“Четыре улуса”).
Один из четырех улусов составляли моголы. Моголы разделились на две части: одна — моголы, другая — Чагатаи. Однако эти две группы из-за взаимной вражды на почве оспаривания прав каждой [из них] называли одна другую [пренебрежительными] именами: так, Чагатаи называли моголов “джете”, а моголы Чагатаев — “караунас”. Сейчас никого не осталось из Чагатаев, кроме их государей, которые являются сыновьями Бабура Падишаха, и вместо Чагатаев в их наследственных владениях поселились разные люди.
Моголы же остались в пределах Турфана и Кашгара — около тридцати тысяч человек, а Моголистан захватили узбеки и киргизы. Хотя киргизы также могольское племя, однако из-за многочисленных противоречий с хаканами они отделились от моголов. Моголы поголовно приняли ислам и слились с мусульманами, а киргизы так и остались в неверии и по этой причине отмежевались от моголов.
Цель такого <длинного разъяснения[526] [следующая] моголы стали сейчас самым окраинным и малочисленным народом. Эти рассказы об их делах никому не принесут пользы, кроме моголов, поэтому я подумал, что предлагать [написание этой “Истории”] уважаемым людям и выдающимся ученым, [значит], поставить их в трудное положение.
Недостаток способностей и отсутствие возможностей не стали для меня препятствием, и я начертал пером слабости на страницах бездарности те события какие было возможно [описать].