В этикете у авторов — извиняться [перед читателями] и обращаться к ним с просьбой, что, мол, если они увидят ошибки и упущения [в сочинении], то прикрыв их полою прощения, постарались бы исправить и не порицали бы [автора]. Но у эгого раба нет смелости просить прощения. Обычно [авторы] говорят. “Если будут ошибки и упущения”, а я точно знаю, /85б/ что [в моем сочинении] сплошь ошибки и упущения, и какое бы возражение [читатели] ни сделали — уместно.
Цель моя — не показ моей учености, а написание воспоминаний, чтобы имена предшествующих могольских хаканов не исчезли бы совершенно со страниц времени. И если понадобится могольским хаканам узнать о своей родословной и о делах своих предков, то они узнают об этом здесь. А о могольских[527] хаканах прошлых времен, которые были до распространения здесь ислама, [в сочинении] не упомянуто [ничего], кроме их имен, потому что неверные, [даже] если они все будут обладать могуществом Джамшида и Заххака, не достойны упоминания. Это люди, которые заслуживают гнева преславного и всевышнего Аллаха. Стих:
Окончание настоящей “Истории Рашиди” произошло в последний день месяца зу-л-хиджжа 952 (3 марта 1546) года в прекрасном Кашмире, <да сохранит его Аллах от несчастий и разрушений>, после того, как прошло пять лет от восшествия на престол сего раба Мухаммад Хайдара б. Хусайн гурагана, известного среди друзей как Мирза Хайдар гураган.
КНИГА ВТОРАЯ
[ВСТУПЛЕНИЕ]
Сей нижайший из рабов божиих Мухаммад Хайдар, известный среди друзей как Мирза Хайдар б. Мухаммад Хусайн гураган, <да простит Аллах его и отца его>, заявляет перед взыскательными, наделенными умом людьми, что в его душе и в мыслях давно утвердилось убеждение, что степень величия славных и высокочтимых летописцев находится на такой высоте, что сей раб не способен даже приблизиться к той вершине, и он подобен глиняному черепку, выброшенному ураганом гордости и волною невежества из реки бездарности на берег неспособности. Так как же он имеет ценность для ныряльщиков в море знаний, обладающих раковинами совершенства, наполненными жемчугом прозы и перламутром стиха! Однако из-за того, что на страницах жизни некоторых могольских хаканов ничего не сохранилось о связанных с ними событиях, [было опасение], что в памяти людей никакого следа от них не останется. Стихи:
По этой причине и, следуя велению [изречения] “Нужда не знает запретов”, [мною] будут описаны, насколько позволит время, некоторые деяния могольских хаканов, из тех, что являются достоверными и изложение которых диктуется необходимостью[528], [подобно тому], как в <прошлые времена высокочтимые летописцы[529] составляли свои произведения на основе предшествующих сочинений, прибавляя к ним то, что из <обители скрытности[530] проявлялось в жилище ясности [в их время].
В период процветания Моголистана там было много ученых и достигших совершенства людей и, вероятно, они писали истории и [другие] сочинения. /86б/ Теперь уже больше ста лет, как нет и следа ни от тех людей, ни даже известий об их произведениях, которые они, возможно, создавали. От всех тех городов и благоустроенных мест не осталось никакого следа, кроме башен н разрушенных крепостных стен в некоторых местах. В ряде городов сохранились некоторые следы от ханака, медресе, мечетей, арок и минаретов, у которых фундамент был каменный — то, что пожелал бог. Байт:
Так как от благоустройства ничего не осталось и так прошло много времени, и весь могольский народ стал степным, то от учености и талантов у людей тоже ничего не осталось, даже слова “ученость” и “талант” стерлись с кромки памяти людей, и суть учености и совершенства была позабыта ими. Мисра: