Танбал, о котором уже упоминалось, по прибытии [в Андижан] в сговоре с несколькими другими эмирами возвел на царство Джахангира мирзу, младшего брата Бабур Падишаха. Они без вины убили казия Андижана, человека чрезвычайно набожного, благочестивого, проявлявшего ради Падишаха большое усердие в устройстве дел царства. Еще до убийства казия, <Да будет над ним милость Аллаха>, приверженцы Падишаха за короткие время укрепили крепость Андижана и отправили письма [к Бабуру], убеждая его как можно скорее прибыть на их зов, так как дела в Андижане непременно придут в расстройство и ясно, что тогда дело в Самарканде также расстроится.
Когда письма дошли до Падишаха, он оставил Самарканд и направился в Андижан. Достигнув Худжанда, он получил известие, что [враги] сделали свое дело. Падишах, “отсюда выгнанный и туда не попавший”, растерялся и прибег к защите своего дяди Султан Махмуд хана.
В это время к сыну и сестре, которая была матерью /99б/ сего раба, прибыли мать Падишаха и ее мать, Исан Даулат бегим. В связи с этим Падишах побывал в нашем вилайате и для дорогих гостей делали все, что было возможно.
В другой раз с величайшими трудностями, после многих поражений и побед, [Бабур Падишах] овладел Самаркандом. В стремлении защитить Самарканд он провел много сражений с претендентами на Самарканд, испытал поражения и победы. В конце концов дело дошло до осады [города]. Когда терпение Бабур Падишаха лопнуло, он отдал [в жены] Шахибек хану свою сестру Ханзада бегим, о которой было упомянуто прежде, заключил мир, и ушел, а Самарканд укрепился за Шахибек ханом. Подробности этого краткого изложения довольно длинные. Короче говоря, перестав думать о Самарканде, Падишах снова прибыл к своим дядьям и занялся Андижаном. Ханы также подвязали поясом старания талию отцовской любви и приложили большое усердие, чтобы захватить Андижан и отдать его Падишаху. Дело кончилось так, как уже было упомянуто.
В последнем сражении, когда ханы попали в руки Шахибек хана, Падишах быстро направился в горы на юге Ферганы и претерпел много трудностей и бесчисленных бед. Вместе с ним была его мать, и большинство приближенных Падишаха также были с чадами и домочадцами. Это путешествие точно соответствовало подобным жемчугу и перлам словам имама благочестивых, руководителя праведных, эмира правоверных 'Али, <да почтит Аллах лик его>, который сказал: <Разве ты не знаешь, что пророк говорил так: “Путешествие — это часть преисподней”. [Согласно этому] кривовращающееся и изменчивое небо обрушило на Падишаха все, что приберегло из мелких и крупных жестокостей для унижения терпеливых, благородных людей. С мучениями и большими трудностями они достигли Хисара, который был столицей Хусрау шаха. /100а/ Они надеялись на его гуманность, которой он был им известен, однако он переменился подобно небу — отвернул лицо человечности, а спину холодности обратил к тому обладателю человечности. И все это он сделал так, что не воспрепятствовал им двигаться дальше, и в том же состоянии подавленности, охваченные страхом и растерянностью, они прошли в Гури[585] и Баклан. Когда они прибыли а эти пределы, спина их стойкости была сломлена, а нога возможности передвигаться связана, и они задержались там на несколько дней. Стих:
Хотя остановка в том месте показалась им тягостной, однако в этом заключался милостивый взгляд Истинного мудреца и Абсолютного владыки, <да возвеличится слава Его>, чего не видели глаза дальновидных мудрецов.
Между тем шумное прибытие Шахибек хана в Хисар и грохот набега Махмуд султана на Кундуз погасили треск гордости Хусрау шаха так же, как и барабана его власти, как уже упоминалось раньше. Не зная, [что Падишах в Гури], он также направился в горы Гури. Когда он подошел к тому же месту, стало известно, что Падишах в Гури. В ту же ночь все его слуги и приближенные, малые и большие, все присоединились к Падишаху. Хусрау шах не нашел ничего другого, как пойти в услужение [к Падишаху], несмотря на то, что для глаз двоюродного брата Падишаха Султан Мас'уда мирзы он светлый мир сделал темным, а брата его Мас'уда Байсунгара мирзу он как только посадил на трон, так и уложил на доски погребальных носилок, а когда Падишах в [описанном] состоянии прибыл к нему, он приказал прогнать его.
В то же время Мирза хан, младший брат пострадавших мирз[586], отец и мать которого были родными [братом и сестрой] отцу и матери Падишаха, присоединившись к Падишаху в трудные дни, проведенные им в горах, и /100б/ находящийся с ним сейчас, по прибытии Хусрау шаха ко двору Падишаха обратился с просьбой разрешить отомстить [Хусрау шаху] за своих братьев. Падишах, человечность которого была его природным свойством, ласково сказал Мирза хану, что жаль и тысячу раз жаль, что таким уважаемым царям стараются противопоставить <коварство дьявола[587]. И [Бабур] столько просверлил жемчужин благородства алмазом великодушия, что Мирза хан согласился и ничего не сказал. Как только Хусрау шах увидел Падишаха и Мирза хана, соблюдающих этикет и обычаи, лоб его невежества ежеминутно стал покрываться потом стыда, а Падишах стер его подолом прощения и рукавом снисхождения. Когда прием был окончен, Падишах приказал, чтобы его казначеи отдали обратно [Хусрау шаху] все палатки, сокровища, коней и прочее имущество в том же виде, в каком они взяли у него. Несмотря на то, что у благородной свиты Падишаха имелась только одна лошадь, на которой к тому же ехала его почтенная мать, и поэтому можно было судить о его нуждах, он не взял себе из имущества [Хусрау] ничего, кроме того, что тот сам назвал ему в качестве подарка во время [этой] их встречи, еще не получив своего имущества обратно, а <когда все его снаряжение и казна вернулись к нему без потерь, он дал [Бабуру] то, что обещал[588].
585
Гури (Гур) — по данным Казвини, относящимся, примерно, к 1340 г. — туман, входивший в состав гератских владений. (История Афганистана, т. 1, с. 316).