Судя по движениям старика, которые он замечает краем глаза, тот кивает Снейпу и Лавгуду, чтобы они ушли. Лишь когда в зеркальной раме мелькает край лавгудовской мантии, Гарри наконец поднимает голову и смотрит в глаза Дамблдору.
— Но ведь от меня требуется не только взорвать барьер, а ещё кое-что, верно? Мне нужно будет убить его. Я не смогу.
Вздохнув, Дамблдор взмахивает рукой, и позади него появляется широкий стул с подлокотниками. Пока он тяжело опускается на него, Гарри делает то же самое и садится напротив.
— Каждый раз, Гарри, — начинает старик, — когда ты был в смертельной опасности, когда ты лицом к лицу сталкивался с врагами и терял близких, я давал себе слово, что рано или поздно объясню тебе всё. Думаю, момент настал, — он молчит с полминуты и продолжает тихим тусклым голосом: — Я увидел тебя впервые, когда ты только родился. Ты был милым славным крикливым младенцем. Во второй раз мы встретились через год, в ту ночь, когда ты потерял своих родителей. Уже тогда я понимал, Гарри, какая нелёгкая жизнь тебя ждёт, но как ты будешь важен для всего волшебного мира. Также я знал, что многие решения, которые повлияют на твою жизнь, придётся принимать именно мне. И решения эти не всегда будут простыми и приятными. В ту ночь я принял первое из них: отправил тебя жить к твоим родственникам-магглам. Наверное, ты не раз задавался вопросом, почему ты рос не в какой-нибудь магической приёмной семье. Но если бы так случилось, ты вырос бы совершенно другим человеком.
— Профессор Дамблдор… — Гарри едва замечает, что вновь обратился к старику, как раньше.
— Выслушай меня до конца, Гарри, — просит тот и тяжело вздыхает. — С тех пор как ты приехал в Хогвартс, мне постоянно приходилось принимать такие решения. И если ты думаешь, что это было легко, ты глубоко ошибаешься. Мне много лет, я достаточно мудр и опытен. Но даже мне приходилось призывать всё своё хладнокровие, чтобы это делать. Потому что ты себе даже не представляешь, каково это: распоряжаться человеческой жизнью. Особенно жизнью ни в чём неповинного ребёнка с таким большим и чистым сердцем, как у тебя. Я до сих пор не могу простить себе многих вещей, ужасных, несправедливых вещей, которые допускал по отношению к тебе. Но которые были необходимы. Чтобы ты стал тем, кем стал.
— Надеждой магического мира, — мрачно заканчивает Гарри.
— И да, и нет, Гарри. Ты единственный, кто может остановить Волдеморта. Ты единственный, кто может спасти наш мир. Но в то же время, ты самый обычный молодой человек со своими слабостями и желаниями, с которыми мне приходилось не считаться. День ото дня я вынужден был смотреть на чаши весов: на одной был спаситель магического мира, на другой — просто Гарри. И ты даже не представляешь, чего мне стоило каждый раз выбирать между жизнью одного человека и жизнями всех магов. Цифры несравнимы, и любой скажет, что жизнь одного ничего не стоит по сравнению с жизнями остальных людей. Умом это понимаешь и ты, это понимаю и я. Но сердце, Гарри, это не просто мышца. Каждый раз, выбирая умом, я оставлял на собственном сердце рубец.
Дамблдор прикрывает ладонью глаза, и какое-то время они оба молчат. Наконец он продолжает:
— Наверное, ты хочешь спросить, зачем я тебе это рассказываю?
— Да нет, — Гарри качает головой, глядя при этом по-прежнему на край его мантии. — Я понял. Теперь вы хотите, чтобы я тоже выбрал умом, потому что уже знаете, где моё сердце, — он поднимает взгляд на Дамблдора и тихо добавляет: — Вернее, вы уже знаете, кому оно принадлежит.
Глаза старика блестят от слёз. У Гарри и самого стоит ком в горле, и он едва сдерживается, чтобы не расплакаться, как девчонка.
— Ведь дело уже не в магии, да? — спрашивает он, отрешённо глядя на раму зеркала.
Дамблдор вновь тяжело и шумно вздыхает.
— На самом деле всё очень просто, Гарри. Выбор совсем мал: или Волдеморт и Пожиратели смерти, или все твои друзья и маги Британии.
— Это не выбор, — Гарри медленно качает головой. — Это его полное отсутствие.
— Я могу считать это твоим согласием? — осторожно спрашивает старик.
— Да, — отвечает Гарри после паузы. — Я согласен.
Он снова смотрит на Дамблдора и, к своему изумлению, видит, как по щеке того скатывается одинокая слеза.
— Спасибо, Гарри, — кивает он. — Я знал, что ты меня поймёшь.
Гарри медленно поднимается со стула, уже не чувствуя ног.
— Я могу идти?
— Да, конечно. Остальное тебе расскажет Северус.
Кивнув, он разворачивается и переступает раму зеркала. Снейп шагает к нему, но Гарри едва успевает оттолкнуть его в сторону, выскочить в коридор и прижаться затылком к каменной стене, прежде чем разрыдаться уже в голос.