Юу тем временем, стремясь исполнить обращенную в призыве отчаянья просьбу и действительно что-нибудь глупому клоуну сказать, перевел взгляд на выловленную недавнюю тварь - то ли Аллен был таким добродушным, то ли попросту предпочитал есть свежие продукты, но оставлять животину мучиться да тухнуть он не стал: вылил две из трех емкостей в отыскавшуюся в камне кривоватую пробоину, заполнив ту водой примерно до четверти, погрузил туда тварь, и теперь та отчаянно билась, плескалась, лупила рыбьим чешуйчатым хвостом, в то время как рядом с тем шлепали по вспененным волнам шесть человеческих рук, а само изумительно-гадкое тело завершалось лохматой гигантской башкой того, кого Аллен обозвал незнакомой обескураженному Второму «лошадью».
- И что... ты действительно собираешься это есть? - с сомнением спросил Юу, скашивая глаза так, чтобы видеть только трепыхающийся хвост и никакой головы с налитыми глянцевой чернотой таращащимися глазами, мучающимися не то паникой близкой смерти, не то паникой прокаженного, все равно не воспринимающего окружающей реальности разума: откуда бы понять, кто чем живет, если говорят эти «кто» совсем на иных языках, если и говорят вовсе?
- Действительно собираюсь, - железно уверил непрошибаемый Уолкер, все колдуя да колдуя над своими чертовыми огненосными баночками.
- Но ведь она... странная немного. Наверное… - осторожно проговорил Юу, все еще не умеющий быть с самим собой настолько ошеломляюще искренним, чтобы признать, что животину, кем бы она ни являлась, ему попросту жалко, а там, где жалость – лишние причины не нужны. – В месте, откуда ты пришел, их много таких, подобных ей тварей?
Уолкер ненадолго остановился, задумчиво поглядел на притихшее как будто существо, потом - на выжидающего ответа взлохмаченного мальчишку. Посерьезнев, отрицательно качнул головой.
- Не много. Если честно - я вообще их таких никогда в своей жизни не видел и не слышал, чтобы хоть кто-нибудь нечто подобное прежде встречал…
- И что?! Тебе не кажется, что это уже ненормально?! Неужели и после этого ты готов ее…
- Мы, - железно перебил его чертов гребаный экзорцист, такой же упрямый, как и застрявшая в заднице колючка. - Мы с тобой оба станем ее есть.
Вот здесь Юу капельку, самую капельку накрыл липкой ладонью задувающий на ухо кесаревый ужас.
Вытаращив глаза, скривившись и высунув в неприязненном отвращении язык, стремительно покрывшийся едкой слюной не голода, а желания хорошенько выблеваться, мальчишка отполз назад, протестующе вскинув руки, и та из них, что левая, страдающая весь недолгий, но мучительный путь, мгновенно оторвалась обратно, с глухим шлепком хлопнувшись на пол, чтобы из плеча, пронизанного импульсами адовой ослепляющей боли, снова потекла чертова ненасытная кровь.
Юу, согнувшись пополам, глухо ругнулся, зычно матернулся, подхватил несчастную конечность дрожащими испитыми пальцами, снова с бешенством подтащил ту к себе, обматывая кочующей туда-сюда грязной рубашкой Уолкера, разбросанной и разодранной на более мелкие куски между его руками и ногами. Порадовался, что хотя бы нога временно держалась, не доставляя добивающих невыносимых проблем, и только после этого, ощерив зубы, угрожающе рыкнул, предупреждая от потянувшегося к нему встревоженного касания:
- Пошел бы ты к черту! Я не буду это жрать! Тебе надо, ты и жри, извращенец ненормальный! Не стану я жрать ничего, что двигается и лупится на меня своими чертовыми больными глазами!
Сучий Уолкер, вроде бы весь такой мягкий и сострадательный, когда не нужно, когда сам того зачем-то хотел, оставался до беспамятства непреклонен. Более того, сучий Уолкер даже бровью не повел на все остереги и отказы, и почему-то именно сейчас его поганому кострищу приспичило развестись, разгореться, колыхнуться ядовитым неоном вскармливающего самого себя пламени да зародиться мгновенно обдавшим жаром пожаром, озлобленно терзающим все, что в него соизволили раньше времени зашвырнуть.
Уолкер ликующе потер одну о другую ладони, быстро потянулся вкось и в сторону, откуда подтащил отодранные загодя от мебели деревяшки, расщепил те на прутья да принялся любовно подбрасывать в пекло, вскармливая то до истинно пугающих размеров и лилово-розовых, окрашивающих стены в пролитый киршчер, искр.
- Ты будешь ее есть, славный, - наконец, когда Юу уже почти поверил, что тот обо всем позабыл своей тупой одурманенной башкой со старческой мозговой проплешиной, отозвался невыносимый господин экзорцист.
- Не буду! Не буду никогда и ни за что! Только вы, больные уродливые человечишки, способны пихать себе в брюхо такое вот говно, которое еще только что было зачем-то живым! Не буду я ни черта! И в жопу пошел! Подавись!
- Будешь! Я сказал, что ты тоже такой же человек, как и я! - когда этот тупой Уолкер начинал белениться, злиться и повышать голос - Юу против воли пришибало по оглушенной голове крепким внутренним ударом, а седой, сука такая, то ли не видя и не соображая, чем его переменчивые настроения оборачиваются, то ли, наоборот, прекрасно видя и понимая, а оттого стараясь еще больше, еще лучше, чтобы уже наверняка, продолжал: - Мне нужно, чтобы мы оба с тобой смогли выбраться отсюда живыми и способными еще хоть немного продержаться в случае отправленной за нами погони. Поэтому, милый мой, даже через все твои «не буду» тебе придется поесть – и даже не думай рассказывать мне, что еда не придает тебе сил. Если бы я мог отыскать чего-нибудь иного, более приятного на вкус и на внешность, я бы с радостью тебя этим накормил, но ничего иного мне здесь взять негде, поэтому выбор очевиден и дискуссия окончена. Ясно тебе?
- Не ясно! - злобно поджимая губы, прошипел разбереженный на все усы-шерстинки-коготки звереныш Юу. Подавляющее хозяйское обращение ему тем меньше нравилось, чем больше он успевал привыкать и к другой, противоречивой стороне паршивого Уолкера, и теперь бесился, теперь сжимал кулак, теперь плевался подморской Гидрой и раздраженно психовал на собственную бесполезную руку, не желающую просто взять и прижиться, а все присобачивающуюся кожей, все срастающуюся хрящом, а потом снова трещащую, отторгающую и отваливающуюся к чертовой матери прочь. - Здесь... Здесь - ты же сам это видишь – полным-полно хреновых таблеток! Наверняка я могу подыскать для себя что-нибудь из них! Не знаю что, но что-нибудь наверняка сожрать можно! Это куда лучше и привычнее, чем пытаться проглотить кусок от твоего проклятого уродца! Поэтому просто оставь себе его целиком – тебе же лучше будет, ты же на него голодными чокнутыми глазами смотришь, - а мне дай поесть проклятых таблеток.