Из коридора, не заходя на кухню, воровато проскользнула в темную комнату, где на тумбочке мягко светился голубым заряженный телефон. На обратном пути, свернула к кухне, встала на пороге. Андрей сжимал в руке записку и…курил. А ведь не брал сигарет давно. Бросил сам, как только мы начали встречаться и вот сорвался.
Странно, неужели переживает?
Главное не смотреть на спутанные темные волосы, на резче обозначившиеся морщинки в уголках рта, поникшие широкие плечи, в прищур серых глаз, а то начну жалеть. Я сжимала в руке телефон и шнур, оправдывая свое появление.
— Вот забыла, — качнула девайсом в оправдание, покусывая губы, чувствуя себя жутко неуютно. — Думала, ты задержишься, и успею забрать до прихода.
Он молчал, сверлил меня тяжелым взглядом и курил, небрежно стряхивая пепел в блюдце. Не зная, что еще сказать, положила на стол ключи от квартиры и пошла к выходу.
— Лана, останься, — донеслось тихое, с мольбой. — Прости, этого больше никогда не повториться. Обещаю… Она для меня никто.
До двери было всего два шага, но я не успела. Слова раскаяния, тихий голос, потерянный взгляд, будто вцепились и не пускали, высасывая решимость, я оступилась, словно налетела на невидимое препятствие. Едва устояла, схватившись за стену рукой.
Черт! Ну зачем он все усложняет? Потому что не ору, не устроила истерику? Думает, что есть шанс на прощение? Кончено же все. Мы давно чужие люди друг другу. Я даже не злюсь и не обижаюсь. Просто противно, что закончилось вот так грязно и некрасиво. Но почему тяжело так? Словно старую, больную кошку бросаю в лесу.
Плечи вновь придавило свинцовой тяжестью, во рту стало горько и сухо, к горлу подступил ком. Я с трудом сглотнула, не обернувшись, ответила то, что крутилось в голове.
— Не надо. Я не смогу простить. Не умею. Буду все время думать, подозревать, мучить себя… тебя… — я замолчала, почувствовав движение за спиной, оглянулась. Андрей поднялся, нервно тушил окурок, не сводя с меня глаз. — Я не держу зла. Пусть у тебя все сложится.
Два шага были тяжелейшими, будто пудовые гири приковали к лодыжкам. Захлопнув за собой дверь, выдохнула, скатилась по лестнице и пулей вылетела на улицу.
Глава 4
Глава 4
Золотистые рассветные лучики, подсвечивая облака розовым, нехотя перебирались по земле, застревали в листьях и траве, в каплях росы, даря бриллиантовые всполохи. Ежась от утренней прохлады, бежала от выхода из терминала к взлетной полосе, где уже толпились пассажиры у красавца Боинга. Плотнее стягивая полы кожаной курточки, позевывала, удивляясь вчерашнему пеклу, по прогнозу обещавшему вернуться к сегодняшнему полдню. К тому времени я рассчитывала прибыть в Вилюйск.
— Недоброе утро! — неприветливо буркнул Михаил, одновременно сонно зевающий и жующий пирожок. — Выглядишь отвратно, английская роза.
— И я тебя люблю, Миша, — нежно чмокнула мужчину в небритую щеку. — Кофейку не хочешь? У меня с собой.
Да, да, придется ублажать оператора. Его настрой на работу — половина успеха репортажа.
— Подлиза, — хмыкнул Михаил, поправив висящее на плече оборудование и манерничая, капризным голосом добавил, растягивая гласные:- Сейчас ни ха-а-ачу. Но в салоне по первому же требованию.
— Капризный ты, Миша, — покачала укоризненно головой, бегло разглядывая ежившихся от пробирающего утреннего холодка попутчиков.
— Я просто гений, — развел руками оператор, едва сдерживая смех, и выронил начинку из пирожка. — Эх, чтоб тебя! Жалко! У тебя, надеюсь, есть чем приличным подзакусить? У меня жуткий аппетит, когда я в дороге.
Вокруг послышались сдавленные смешки. У нашего разговора оказались слушатели, на что этот любитель покрасоваться рассчитывал. А еще, Михаил явно трусил, и паясничание — это был его способ побороть страх высоты.
— Бутерброды с ветчиной и сыром, — расстроила гурмана.
— Вот почему ты еще не замужем, Руська, — он поднял палец вверх, намеренно рисуясь перед пассажирами. — Путь к сердцу мужчины лежит через что?
— Грудную клетку, — сделав честные глаза, предположила я, поддерживая его игру.
— Эх, Руся, я в тебя никогда не влюблюся, — вздохнул Михаил, повторяя мою присказку. — Меняй приоритеты, девчуля, мой тебе совет. Мужик он что любит?
— Пиво…
— Футбол…
— Рыбалку…
— Блондинок…
Со всех сторон сыпались варианты ответов от заинтригованных слушателей, желающих развлечься за чужой счет. Михаил, поймав свой момент триумфа, довольно улыбался.
— Само собой. Но… — со значением проговорил и поднял вверх палец оператор, — на голодный желудок все эти прелести ему и даром не нужны. Накорми мужика, и будет тебе в жизни счастье.
Вокруг послышались смешки и комментарии от довольных мужчин, и пытающихся оспорить расхожее мнение женщин.
— Пассажиры, прошу на борт.
Излияние шутника прервала хорошенькая стюардесса, поглядывающая на балагура чуть раскосыми темными глазами и улыбаясь всем нам симпатичными ямочками на щеках.
Миша умял остатки пирожка, галантно пропустил меня вперед и засопел в спину, преодолевая ступеньки трапа. Проходя мимо девушки, отвесил дежурный комплимент ее ориентальной красоте, ничуть не смущаясь обручальным кольцом на своем пальце. Наметанный глаз профессионала отличал восточный типаж красавиц от местных белокожих и темноволосых. В наглую попросил об общем фото, не дождавшись согласия, обнял тонкую талию, затянутую форменным пиджачком, и обескураженная стюардесса, не успевшая отказать, белозубо улыбнулась, позируя.
Предоставив в мое распоряжение место у окна, устроился рядом и застрочил в смартфоне, пользуясь последней возможностью посидеть в интернете перед вылетом.
Проведя беспокойную ночь рядом с чутко дремлющим Куражем, шефство над которым до моего возвращения перешло к Люсьене, я собиралась вздремнуть пару часиков. Прикрыла щитком иллюминатор, откинулась на спинку и закрыла глаза. Мысленно ругнулась, когда Миша сфотографировал меня спящую для отчета своим подписчикам, дотошно следящим за жизнью кумира, и почувствовала, как проваливаюсь в сон.
Разбудил все тот же Михаил, успевший позавтракать, познакомиться с симпатичными девушками, сидящими через проход в соседнем ряду, решивший сделать традиционное фото через иллюминатор. Солнце, кусок крыла самолета, облака.
— Русь, подними щиток. Я фото сделаю. Свет приличный, — прошипел оператор, наваливаясь на меня немаленькой тушей. — Ну же, давай, просыпайся. Имей совесть! Хватит храпеть на весь салон. Другие тоже хотят подремать.
Скорчив рожу противному мужику, глянула на часы, прикинула, что в полете мы часа полтора, открыла иллюминатор и неласково буркнула:
— Ты и Ленку так же… любишь?
— Конечно, нечего расслабляться, — пробормотал мужчина, выискивая лучший ракурс. — Семейная жизнь — это тест на выносливость.
— Ты серьезно? — разглядывая причудливую воздушную пену за стеклом, в разрыве которой мелькал темно-зеленый океан тайги.
— Конечно, — кивнул оператор, отключая фотоаппарат. — Вот случись что со мной, и как она одна детей поднимать будет?
— О! Тебя можно поздравить? И когда счастливое событие ожидается? — я улыбнулась, радуясь за Михаила.
— В декабре, — довольно произнес улыбающийся мужчина. — Жена хочет девочку, но я всегда совершенен, и поэтому будет сын. Р-рома-ан Миха-а-лыч…