Обе с трудом гнущиеся подпорки, которыми стали ноги, отозвались болью, я приподнялась над полом, перенеся вес на руки и упираясь локтями на два ряда кресел, лежащих друг на друге. Оглядевшись, сглотнула сухим горлом и почувствовала, как поцарапанные щеки защипало от слез. Смятые, окровавленные, раздавленные в бесформенные кучи, с оторванными конечностями тела были погребены под кусками разодранной обшивки, искореженными рядами кресел, кусками древесных стволов и мусором. Пятна еще не засохшей крови темнели на полу. С ободранных стен свисали обрывки обшивки и проводки. В разбитые иллюминаторы врывались звуки пробуждающегося леса.
Все, они все погибли. И Стас, некрасиво расставшийся с женой Мариной, и бабушка Нина, так и не дождавшаяся правнука, и Татьяна, которая не беременна, и пара малолетних братишек с уставшей мамой… и Миша, лучший оператор и несостоявшийся отец Ромки… и перепуганная девочка-стюардесса… летчики, сбившиеся с курса. И еще многие, кому не посчастливилось пережить падение.
Я рыдала, оплакивая знакомых и незнакомых, с которыми разделила недавний страх, но избежала их горькой участи.
Глава 7
Глава 7
— Кто-нибудь жив? Эй… — я прохрипела едва слышно сорванным голосом, голова закружилась, и я присела на бок сломанного кресла.
Прислушалась, но до меня донеслось лишь пение птиц и шорох листьев от ветра, по обшивке вновь забарабанил дождь. Я перевела дух, когда резкий визг, сменившийся грозным рыком, нарушил лесную идиллию. Переступив через чьи-то пожитки, шажок за шажком поковыляла на слабых ногах вглубь салона, где вместо хвоста зияла дыра с рваными краями. Старательно смотрела под ноги, надеясь, что кто-нибудь остался жив и ему требуется помощь. Искала целые телефоны, чтобы позвонить. Подобрала пластиковую бутылку и жадно припала к горлышку, утоляя жажду. Подойдя к вырванному люку, глянула вниз и обомлела. Обломки, обрывки, части тел усеивали путь, что самолет проехался на фюзеляже. Там же валялось вырванное крыло. А рядом дрались за кусок и пировали хищники, привлеченные запахом крови. Волки. Целая стая.
Не обращая на меня внимания, они мерзко чавкали, рычали, отгоняя слабых, повизгивающих соперников. Грязные, взъерошенные, с мокрой, стоящей дыбом шерстью, не взирая на дождь, рвали своих же.
В салоне тоже тела и полно крови. Скоро они доберутся до меня.
Я отступила внутрь, лихорадочно решая, что делать заозиралась по сторонам, ища, чем защититься. И в подтверждение моих слов, узкая, измазанная кровью морда сунулась внутрь и шумно обнюхала первый же труп.
Спрятавшись за груду кресел, я перехватила удобнее оружие, понимая, что оно вряд ли поможет против всей стаи. Лихорадочно искала пути к спасению, пока людоед, оттянув кусок, грозно порыкивал на сородичей.
Кабина пилотов! Там рация и дверь, за которую волки не проникнут.
Стараясь не шуметь, поползла обратно, пробираясь через завалы. Рана снова открылась, и джинсы окрасились свежей кровью. Сзади слышались визг и рычание, шла настоящая бойня, опьяненных запахом крови хищников.
А если пилоты заблокировали дверь? Отсижусь в туалете, если он свободен.
Огибая последний завал, я услышала совсем близко предупреждающее рычание. Не тратя время на разглядывание твари, учуявшей меня, рванула на себя латунную ручку. И едва успела юркнуть за дверь и зажать серую лапу, прочертившую когтями вторую лодыжку. Взвыв от боли, всадила осколок в лезущую в щель морду, целясь в нос и из последних сил налегла на дверь плечом. Не ожидавший отпора волк заскулил и отступил, дверь клацнула, отрезая меня от озверевшей стаи. С той стороны тут же заскреблись когти, пытаясь сделать подкоп.
— Занято, твари, — прохрипела я, в изнеможении опускаясь на пол.
Тусклая лампочка мигала, обещая скоро потухнуть и оставить меня в кромешной темноте. Глаза закрылись сами собой, измученное тело отключилось. Утратив связь с реальностью, я не представляла, сколько прошло времени с тех пор, как серые загнали меня в нужник. Радовалась, что в кране есть вода, которая поможет мне продержаться до прихода спасателей. По моим ощущениям прошли сутки, а спасатели все не появлялись. Меня охватило отчаяние. Прислушиваясь к звукам извне, время от времени ловила фырки диких животных, обнюхивающих дверь с той стороны. Сломанные плюсны отекли так, что кроссовок стал тесен. Но снимать не стала, боясь остаться босой. Рана на лодыжке больше не кровоточила, радуя отсутствием воспаления. Голова перестала напоминать пустое ведро, где каждый звук ощущался артиллерийской канонадой. В треснутом зеркале на меня смотрела исцарапанная, бледная, всклоченная девочка-панда, с темными синяками под обоими глазами.
От нечего делать занялась внешним видом, разбирая колтун в волосах. В моем рюкзаке помимо печенья и батончиков, нашлись французские духи, которыми я протерла царапины на лице и рану на лодыжке. Когда пачка печенья подошла к концу, дверь перестали обнюхивать и ломать.
Похоже, волки ушли. Или затаились и ждут, когда я выйду, чтобы напасть?
Я брызнула духами на глубокую царапину на ключице, мне показалось, что снаружи кто-то пробирался через раскуроченный салон, тяжело раздвигая завалы. Спрятав духи, натянула куртку, лямки и приложила ухо к двери, решая, кто за ней. Я ждала спасателей МЧС, солдат, местных охотников, хоть кого-нибудь. За дверью замерли, по-зверинному втянули запах ноздрями и с силой толкнули. Пластиковая и легкая, она не была рассчитана на такой удар и дрогнула. За ней раздался победный рев.
Медведь! Это не волки, он эту дверь в два счета в щепу разнесет! Мне конец!
Осев на пол, я тихо заскулила от страха и безнадеги, но второго удара не последовало. Зверь фыркал, скреб лапами, раздирая обшивку. А я молилась всем богам, чтобы они меня спасли.
Зачем оставлять в живых, если через сутки меня растерзает медведь?
Замок ходил ходуном, обещая предать меня и сломаться в любой момент. Спрятавшись в углу так, чтобы открывшаяся дверь прикрыла меня, кусала губы и сжимала осколок обшивки, молча заливаясь слезами. Последняя преграда рухнула, когда черные когти, пробили пластиковую обшивку, проделав три глубоких разреза. В один сунулся черный влажный нос и шумно принюхался. Я заорала, размахнувшись, всадила в нос осколок. Зверь с той стороны взревел от боли и ярости, и всей тушей обрушился на дверь. Замок жалобно взвизгнул и поддался атаке трех сотен килограммов озверевших мышц. Я отскочила в угол, ожидая разъяренное чудовище, несущее смерть. Но за дверью все стихло. Почти. Медвежий рев неожиданно оборвался, дверь распахнулась под натиском упавшей на пол мертвой туши. Я помедлила пару секунд и опасливо выглянула в проход, с опаской разглядывая поверженного бурого исполина, горой возвышавшегося в узком проходе. Из медвежьего затылка шел странный дымок.