А не здесь ли начало Сибири?
Нет! Граница Азии и Европы не есть граница Сибири. Она дальше, восточнее.
В нашем походном планшете несколько карт. Одна из них — ровесница Октября. Называется она «Настольная генеральная карта России». Издана в марте 1917 года. Так вот если судить по этой карте, то начало Сибири — у села Тугулым, где проходила граница между Пермской и Тобольской губерниями.
Тугулым, Тугулым… Есть ведь и ныне такая станция на Великом транссибирском пути из Москвы к Тихому океану. Всего пятьдесят шесть километров от Тюмени. Если расспросить тугулымских стариков, они вспомнят, что стояли на околице села при тракте два столба — каменный и деревянный. С гербами смежных губерний. На пермском гербе был изображен медведь, евангелие и крест. На тобольском — под царской короной — круглый щит, копья и булава на фоне ратных знамен. Надписей на столбах было много. А вот слово «Сибирь» не встречалось. Зато о ней напоминали изречения, которые заменяли это роковое для многих слово. На разных языках люди выражали скорбь о покинутом отечестве или страх за грядущую жизнь «в стране метелей и снегов». Эти надписи принадлежали ссыльным, идущим Московско-Сибирским трактом. И бывало, оставлял на столбах запись сибирский бродяга, пробирающийся на родину (будешь, мол, в таком-то руднике, передай поклон Фильке Иванову, я же прошел Сибирь благополучно).
Не найти уж теперь столбов с гербами. Никто не знает, куда они подевались, хотя в любом сибирском музее они могли бы стать бесценным экспонатом. И стоит пожалеть, что нет у нас правила ставить приметные знаки при дороге у пограничной черты соседних областей. А это совсем не лишнее для проезжего человека. Нам, например, очень хотелось, чтобы у небольшой станции Гужевое — самой западной в Тюменской области — появились обелиски с надписями: «Урал» и «Сибирь». Пусть они будут скромнее, чем тот, который на границе Европы и Азии. Пусть даже не выше тех, что стояли у Тугулыма в начале века. Только без гербов под царской короной. От этого они не станут неприметней.
И не надо опасаться, что немногие заметят пограничные столбы. Есть ведь и любознательные. И не важно, что ныне не ходят в Сибирь пешком. Увидев памятные вехи на полотне железнодорожной магистрали или у обочины шоссе, человек скажет: «Прощай, Урал! Здравствуй, Сибирь!»
А чье сердце не встрепенется при слове «Сибирь»? Там, за Уралом, полноводные реки — первые дороги, по которым шли на восток новгородцы и москвичи, поморы и волжане. Народная вольница преподнесла в подарок России целую страну. Ее завоевал не воевода, не генерал, не дипломат, а атаман казачий. Довершили же завоевание тоже выходцы из народа — Поярковы, Хабаровы, Атласовы. Гам, за Уралом, течет Обь — сибирская Волга. А солнечных дней, говорят, больше, чем в Италии. И нелегко даже светилу обозреть колоссальные пространства, протянувшиеся на семь тысяч километров с запада на восток и на три с половиной тысячи километров с юга на север. Вот уж верно: мерить Сибирь только планетарными масштабами. С чем ее сравнить? С Соединенными Штатами, Англией, Францией, Италией и еще несколькими европейскими странами в придачу? С целым континентом — Австралией? А кто сосчитал ее богатства? Недра сибирские напоминают сундук, набитый драгоценностями, где сверкают алмазы и золото, тускло поблескивают редкие металлы и горючее века — нефть. Сибирь — это тайга, которая дает каждый четвертый кубометр русского леса, это необозримое побережье Арктики и полюс холода, это крупнейшие гидроэлектростанции и уникальный Байкал, это остров Ратманова, где первыми в нашей стране люди встречают день…
Как не вспомнить об этом, пересекая границу Сибири?
«Столица всех окрестных деревень»
Тюмень — настоящий сибирский город. Это и комплимент, и аттестация одновременно. Как и в других городах за Уралом, тут бросается в глаза множество деревянных домов — старых, но, видно, крепких. Речь тюменцев течет плавно и неторопливо, что никак не вяжется с быстрым темпом жизни улиц. И еще одна неожиданность: одежда сибиряков легкая и пестрая. Такое впечатление, будто приехали в южный приморский город. Несомненно, здесь почитают зелень и цветы. Даже самый малый переулок дарит тень, брошенную шпалерами тополей. После московского асфальта не отказываем себе в удовольствии пройтись по здешним деревянным тротуарам.
Мы долго бродим по незнакомым улицам. Сначала опасаемся лишь одного: как бы не заблудиться. Потом все дальше и дальше уходим от центра — в глубь городского лабиринта. Нельзя сказать, что мы ничего не видим примечательного. Но странное дело. Так торопились сюда, так много ждали от знакомства с Тюменью. И вот при первом свидании ловим себя на мысли, что город остается чужим. От безвестных фасадов и площадей веет холодом, хотя нестерпимо палит солнце. Почему так? Кто «виноват»: город или мы?