— Тогда, может быть, вместе поужинаем? — Пролепетала девушка, потупив глазки.
— Давай завтра, после игры с «Нью-Йорк Рейнджерс». — Глупо улыбнулся я, отметив про себя, что американские девушки гораздо практичней наших Советских. Если мужик понравился, так чего «сиськи мять»?
Внезапно из подтрибунки выскочил Томми Айвен и затараторил:
— Таф, не забудь, у нас сейчас во втором отделении запланирована драка и море красной театральной крови.
— Да помню, я помню, — отмахнулся я. — Слушай, Иваныч, появилась такая идея. — Я незаметно подмигнул Лизе Савьер. — Представь, меня любитель сбивает с ног, и вдруг выскакиваешь на лёд ты и начинаешь его колошматить ботинком в руке, при этом выкрикивая, что ты сейчас покажешь всем «кузькину мать»! Народ описается от восторга.
— Да, очень интересный сюжетный поворот. — Кивнула Лиза, еле сдерживая улыбку.
— Я с ботинком в руке? — Задумался на секунду генменеджер и тут же выдал свою «коронку». — Иди ты, Таф, к чёрту! И пусть вообще всё катится к чертям! Хватит филонить! — Закричал он, переключившись на других хоккеистов. — Живо на лёд, бездельники!
— Иваныч, сто долларов, — захохотал первым Стас Микита, и от смеха покатилась вся команда.
После заключительного второго периода зрители стоя приветствовали обе команды. Буквально всё сегодня было. И множество заброшенных шайб, только мы одни наколотили 19 штук. И драка получилась великолепной, так как для поединка был выбран начинающий актёр, который очень натурально падал, вставал, снова бросался на меня и вновь падал. А искусственной кровью как он искусно и незаметно залил и лицо, и лёд, профессионал. Но больше всего меня поразил Стас Микита, который ничего не сказав ни мне, ни Ваньке Болдыреву, за свой счёт привез на шоу три десятка детей-инвалидов в колясках. Это я узнал, когда началась автограф-сессия.
— Потом поговорим, — зло шепнул я Миките. — Это же благотворительность, дубина! Под это же дело можно организовать бесплатно отдельный сектор для инвалидов, сбор средств на коляски и врачей! Это же работа на имидж клуба.
— Да, Иваныч скряга на такое не согласится, — так же тихо ответил мне Стас, когда мы подписывали хоккейные карточки всем желающим.
— Иваныча я за ухо беру на себя. — Уверил я партнёра по тройке нападения.
Внезапно вместо карточки на стол легла свёрнутая вчетверо записка, где русскими буквами было написано: «Привет от Всеволода Михайловича Борова». Я автоматически спрятал её в хоккейные шорты и посмотрел на незнакомого рыжего мужчину, у которого на лбу читалось, что он сотрудник КГБ. Напряжённый подозрительный взгляд, нервный тик и суетность движений выдавали, что незнакомец в первый раз приехал на задание в капиталистическую страну. «Надеюсь, корочки офицера КГБ он оставил в Союзе?» — ухмыльнулся я и кивнул ему головой, дескать, топай, не привлекай внимания. Мой невинный знак задёрганный странный лазутчик в стане идеологического врага воспринял, как совет бежать и спасаться.
— Простите, разрешите, — залепетал по-русски кэгэбэшник, затрясся и бросился на выход, расталкивая людей в огромной бесконечной очереди.
— Идиот, — очень тихо буркнул я себе под нос.
— Что? — Услышал меня Микита.
— Понаберут по объявлению дилетантов, потом за них разгребай проблемы, — сказал я по-русски.
— Ты про музыкантов что ли? — Удивился нападающий. — Да ладно, сыграли хорошо, а то, что по слова русские перепутали, так тут всё равно, мало кто ваш язык понимает.
— Шо? — Вдруг спросил какой-то дедушка, характерной еврейской внешности, протянув для подписи фотографию нашей хоккейной команды. — Таки сдаётся мне, что Джон Леннон всегда молодой и юный октябрь впереди — это тот самый Вова Ленин всегда молодой? Ну, вы даёте, октябрята.
— Хорошего дня, — буркнул я.
Почти час, лидеры нашего «Чикаго Блэкхокс» раздавали автографы, и я естественно вместе с ними. Лишь выйдя на автостоянку, когда стемнело, я с нетерпением развернул записку от Всеволода Михайловича. Подчерк был не его! Но содержимое короткого письма очень сильно совпадало с моим планом возвращения на Родину. В нём говорилось, чтобы я не наделал глупостей, не давал бросающих тень на СССР интервью, чтобы попытался выиграть какой-нибудь индивидуальный приз, а ещё лучше Кубок Стэнли, и тогда дорога домой будет для меня открыта. В конце была дописка желательно, это слово было подчёркнуто, принять участие в составе сборной СССР в стартующем 26-го декабря «Кубке Мира» в Миннеаполисе и Колорадо-Спрингс. «Хоть бы написали расписание этого кубка, кто соперники, сколько игр, у меня же свои календарные матчи», — подумал я, поджигая записку, как это делали все шпионы в советских кинофильмах. Затем напряг свои извилины, но никакого «Кубка Мира» прошедшего в конце 1972 года так и не вспомнил. Возможно, это соревнование плохо освещалось в прессе? Или спортивная история из-за моего вмешательства пошла совершенно иной дорогой. И этот кубок сыграет большое значение в этом изменённом будущем.