Мушни чуть приподнялся.
— Нельзя, — она тронула его за плечо, — ты ранен, нельзя!
— Ранен? — Голос Гванцы доходил до Мушни словно издалека. — Кто ты, девушка? — спросил он.
— Я внучка пастуха Буху Кварацхелиа, Гванца.
— Что ты здесь делаешь? — он слабо притронулся рукой к ее руке.
— Я несла муку пастухам и нашла тебя, раненого…
— Всех наших перебили?
— Они закрылись в крепости.
— Это добрая весть, Гванца… А что было потом?
— Потом турки осадили крепость, начали грабить убитых…
— Много убитых?
— Турок в три раза больше.
— А Уча?.. Мой брат… Но ты не знаешь…
— Как не знаю! Уча в крепости. — На деле она не знала, что случилось с Уча. — Он сам ввел туда войско… Своими глазами видела.
Мушни крепче сжал своей рукой ее руку.
Гванца не отрывала от него глаз, она видела, как к нему возвращается жизнь.
— А что сейчас делают турки?
— Они могут увидеть нас здесь.
— Я попробую встать…
— Нельзя тебе вставать.
— Я ранен в грудь?
— В спину.
— А почему у меня болит грудь?
— Когда ты своим мечом отбил занесенный над Уча меч, тебя в спину ударили копьем.
— А где Уча?
— В крепости…
— Да, ведь ты уже сказала…
— Что же нам делать? — спросила Гванца.
Мушни, не отрываясь, смотрел на нее. Он говорил с ней, держал ее за руку, и все же ему не верилось, что перед ним живая девушка, — она казалась ему видением. Он смотрел на ее разметавшиеся по плечам волосы, которых давно уже не касался гребень, на козью шкурку, облегавшую ее тело. "Как могла вынести меня с поля битвы эта девочка?" Он снова сжал ее руку, ласково погладив по бедру.
Гванца застыла. Рука мужчины касалась ее тела, рука раненого воина, но все же мужчины. Она испуганно перехватила руку Мушни.
— Батоно Мушни! — Ее охватило непонятное волнение, но Мушни не отпускал руки. Гванца чувствовала, что его слабая рука набирает силу.
Постепенно в глазах Мушни рассеялся туман, окутавший лицо Гванцы. Теперь он ясно видел каждую его черту, цвет ее глаз и волос.
Лицо девушки сияло, глаза были озарены светом, ее уста манили к себе. Он протянул к ней руки и привлек к себе. Гванца не противилась. Мушни уже не чувствовал боли, весь мир сосредоточился для него сейчас в широко раскрытых, испуганных глазах Гванцы.
— Нам надо идти… — нарушила долгое молчание Гванца и не узнала своего голоса. — Надо идти… — повторила она почти с мольбой.
— Как же мы пойдем, Гванца? Как нам добраться до крепости?
Гванца молчала, не в силах справиться с охватившим ее доселе незнакомым волнением.
— Я знаю один потайной ход, — вымолвила она наконец.
— А как добраться нам до него, Гванца?
— Когда мы с дедом пасли стадо в этом лесу, он показал мне его.
— Помоги мне встать, Гванца, — сказал Мушни.
— А рана? — в тревоге за Мушни Гванца обхватила его плечи руками, чтобы удержать на месте.
— Мы должны пробраться в крепость, Гванца.
— Мы проберемся…
— Уча не выдержит: он выведет войско из крепости.
— Крепость осаждена, батоно Мушни.
— Он не остановится ни перед чем. Ты не знаешь моего Уча, Гванца. Помоги мне встать! Помоги мне встать, Гванца. Я должен идти в крепость.
Рука Гванцы была в крови.
— Батоно Мушни!
— Уча не останется в крепости…
Мушни приподнялся с помощью Гванцы. Она стала рядом с ним, и он оперся на нее всей тяжестью своего тела.
— Ты сможешь идти, батоно Мушни?
— Должен, Гванца…
Луна уже скрылась. Они двинулись вдоль опушки леса, чтобы сократить путь. Чем ближе подходили они к крепости, тем громче становился шум турецкого войска. Мушни был так глубоко погружен в свои мысли, что Гванце казалось, он ничего не замечает вокруг.
— Батоно Мушни!
— Да?
— Ты слышишь? Это турки…
Мушни не ответил.
— Они уже совсем близко от нас…
Мушни и на этот раз смолчал, а Гванце за каждым деревом и кустом мерещился притаившийся турок, вооруженный сверкающим мечом. "Боже, не дай нам встретиться с турком… Боже, спаси Мушни!"
Теперь уже отчетливо слышался перестук конских копыт, звон доспехов. Теперь Гванца видела уже не только лица турок, но различала их глаза, выражение их лиц. Ее стала бить дрожь.
— Что с тобой, Гванца?
— Ничего… Поспешим…
— Тебе холодно?
Гванце хотелось прильнуть к его груди, найти у него защиту, но он сам нуждался в ее защите.
— Гванца, уходи от меня, спасайся! — сказал вдруг Мушни, видимо, поняв, наконец, ее состояние.
— Что ты говоришь, батоно Мушни…