Выбрать главу

Старый друг драматург Юлиан Греку устроил вечеринку в честь подозрительной четы. Позвонил Роберту, который в то время занимал следующие посты: Секретарь Союза писателей СССР, Председатель иностранной комиссии Союза писателей СССР, Председатель правления Центрального дома литераторов, депутат Моссовета, член Бюро МГК КПСС, ну и так далее. «Послушай, старый, — сказал ему Юлиан, — у меня будут гости, Ваксон с Ралиссой.

Если придешь, будем рады. Ну а если не сможешь, все пойму».

«Да ты что, Юл? — возмутился Эр. — Чтобы я не пришел повидать Ваксу? Гори все огнем, обязательно придем вместе с Анкой!»

Всю эту шумную вечеринку Ваксоны просидели рядом с Эрами на продавленных греческих диванах. Роберт, как всегда, много курил. Политические хохмы не подхватывал, но смеялся вместе со всеми. Фотографировались с Ваксой, обняв друг друга за плечи. Иногда он как-то по-детски поднимал глаза на неотразимую Ралиску-Редиску, и та ему молча улыбалась. В целом, Роберт выглядел очень грустным; задним числом можно подумать, что он уже тогда чувствовал приближающуюся грозу.

Вел панихиду Ян Тушинский, и делал он это с безупречным тактом и с подлинной глубочайшей грустью. Он приглашал людей сказать слова прощания, а в промежутках читал стихи Роберта.

Мы цапаемся жестко, Мы яростно молчим Порою — из пижонства, Порою — без причин.
Ошибок не прощаем, Себя во всем виним. Звонить не обещаем. И все-таки звоним.
Боюсь я слов истертых, Как в булочной ножи… Я знаю: он прочтет их И не простит мне лжи!

Вот так он обозначил масштаб их дружбы и дальше продолжал:

Мне гидролог говорит: Смотри, глубина всё 93. Ох, и надоела мне одна, Неменяющаяся глубина.

Тушинский обращается ко всем гидрологам, полярникам и радистам, людям их молодости, со стихами Эра «Восемьдесят восемь»:

……………………… Разговор дальнейший был полон огня: «Милая, пойми человека! (88! Как слышно меня? 88! Проверка!)» Он выстукивал восьмерки упорно и зло. Днем и ночью. В зиму и в осень. Он выстукивал, пока в ответ не пришло: «Понимаю, 88!..» ……………………… Эту цифру я молнией шлю. Мчать ей через горы и реки… 88! Очень люблю. 88! Навеки.

Играл рояль. На возвышение поднимались друзья Роберта композиторы-песенники. К микрофону один за другим подходили певцы: Бокзон, Эль-Муслим, Балуев, Эдита, Валентина… Звучало то, что можно было бы назвать «массовой лирикой» умирающего Советского Союза, то, что сделало Роберта Эра народным поэтом.

«Луна над городом взошла опять…» «…A это свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала…» «Вы не верьте в мою немоту…» «Сладка ягода в лес поманит…»
«Покроется небо пылинками звезд, И выгнутся ветки упруго. Тебя я увижу за тысячи верст. Мы — эхо, Мы — эхо. Мы долгое эхо друг друга…»
«…Как тебе сейчас живется, вешняя моя… странная моя?» «Песни главные есть в судьбе любой: колыбельная и поминальная…» «…Видно, много белой краски у войны…» «Не думай о секундах свысока…»
«Я прошу, хоть ненадолго, Грусть моя, ты покинь меня! Облаком, сизым облаком Ты полети к родному дому. Отсюда к родному дому…»
«…И живу я на земле доброй за себя и за того парня…» «Если со мною случится беда. Грустную землю не меряй шагами…» «Такие старые слова, а как кружится голова…» «Светло и торжественно смотрит на них огромное небо, одно на двоих…» «Не только груз мои года, мои года — мое богатство…» «Дайте до детства плацкартный билет…» «Смотри, какое небо звездное…»