Выбрать главу

Мне потихоньку лучше стало, даже аппетит появился. Трескаю траву и удивляюсь, до чего вкусная.

— Вот вы с людьми живёте, а ведь у нас людей никто не любит, — не умолкала змея. — Вред от них большой. А скажите, какие они? Меняются в лучшую сторону?

— У меня хозяин хороший, а про других — трудно сказать…

— Вас разве на цепь никогда не сажали?

Я от обиды чуть не поперхнулся.

— Цепь — это не мой уровень! — важно ответил я.

— Понятно. Знаете, вот если бы я человека укусила, мне бы его нисколечко жалко не было, разве если ребёнок. А вот собак жалко. И кошек — тоже.

— А кошек-то за что? — удивился я. — Вообще-то это вредное животное.

— Может, вы и правы. Они у нас мышей постоянно крадут. Конкуренты. Зато они такие милые…

— Ага, милые, как же!.. Мягко стелют — жёстко спать.

— Ну, люди их за что-то же любят, гладят их! Они так мурлыкают мелодично — прямо заслушаешься. Вот бы меня кто погладил. Хотя… — змея опять понурилась. — Я ведь мурлыкать не умею и в руках себя держать не умею… В руках я ещё агрессивней становлюсь… от испуга больше.

Жалко мне змейку стало, даже какая-то симпатия проклюнулась.

— Просто так никто гладить не будет, — задумчиво сказал я. — Тут шерсть нужна. Лучше когда мягкая и пушистая, а ещё шелковистая и красивая.

— Шерсть бы мне не помешала. Мы змеи постоянно мёрзнем.

— А ещё надо хвостом махать. Хочёшь, научу?

— Зачем? Я же не гремучая змея, я гадюка.

— Всё равно надо. Полезный сигнал, дружественный. Если кто к тебе подойдёт, не надо шипеть, а лучше хвостом помахать.

Змея чуть задумалась и спросила:

— А хозяин ваш хорошо готовит?

— Когда как, иной раз лапы оближешь. Вообще-то меня хозяйка кормит. Из борща мне мясо выкладывают, а сами свеклу и капусту едят.

— А мне совсем немного надо. Неделями могу не есть, а то и месяцами. У нас некоторые змеи всего три раза в год едят. Анаконды, например. Но главное, конечно, чтобы вкусно было.

— Это точно.

— Вы правда на меня не сердитесь? — робко спросила змея.

— Теперь уже нет.

— Ой, я так рада! Вы знаете, на нас, змей, много всякой напраслины наговаривают. Вот сейчас, вы думаете, я случайно к вам во сне пришла? Нет, мы, змеи, всегда так делаем. Люди думают, что животные от болезней сами травки находят, по запаху. Не знаю, как от других заболеваний, а от змеиного укуса — это мы показываем. Мы легко можем через сон с укушенным связаться. А ещё мы гипнозом владеем. Ой! — вдруг опомнилась она. — Заболталась совсем! Вам же лечиться надо! Просыпайтесь скорей!

Тут я и проснулся. Огляделся по сторонам и змеи никакой не обнаружил. Нос ещё больше распух, но хоть какая-то бодрость появилась. Пошёл я те травки и ягоды искать, которые мне змея во сне показала. Что-что, а их я крепко запомнил. Вскоре и кустарник нашёл с чёрными ягодами. Поел их, потом травой закусил — жую и плачу, в общем, кое-как натолкал в себя, вогнав в оторопь желудочно-кишечный тракт. А что поделаешь, жить захочешь, и траву начнёшь есть.

Сразу же сморил меня опять сон, и проспал я десять часов кряду. На этот раз мне, правда, змея не снилась. Привиделась молоденькая овчарочка с другого конца деревни, которая ещё ни разу замужем не была. Зовут её Рада. И вот плачет она, слезами обливается и говорит мне так ласково и с дрожью в голосе:

— Коленька, ты даже не представляешь, как я за тебя испугалась! Я же без тебя жить не смогу! Коляша, ты дороже мне всех на свете! — и дальше всё в том же духе.

Рада долго не могла успокоиться, и я весь сон читал ей стихи. Она слушала с придыханием и не сводила с меня своих влюблённых и восхищённых глаз.

Проснулся уже почти здоровым; чую, на сердце легко и спокойно, мордаха перестала болеть, зачесалась, опухоль чуть спала. Побежал я скорей домой. Ну, думаю, потеряли меня, беспокоятся, места себе не находят. Страшные мысли от себя прочь гонят. Полиция, МЧС, больницы, патологоанатомы, тысячи волонтёров местность прочёсывают. А я подбегу — вот они обрадуются!

Жизнь прожить

Только я лапы в деревню направил, гляжу, плетётся мне навстречу старый алабай — так среднеазиатскую овчарку называют. Кайрата я не то чтобы побаивался — он всю карьеру на цепи просидел, — уважал сильно: могучая собака, ну, совершенный медведь! И вот совсем дряхлый стал, еле лапами передвигает. Пасть раззявил, отдышка, как у астматика, хрипы из груди, язык сбоку болтается.

Жалко мне стало старого Кайрата, аж комок к горлу подступил. Была бы кость, — не задумываясь, отдал бы. Буженину от сердца бы оторвал, честное слово! Подбежал я к Кайрату, поздоровался, хвостом тропинку подмёл. Ну и присели мы передохнуть, о делах наших скорбных повздыхать.