— Жених испугался, что его красавицу невесту похитят да в гарем турецкого паши отдадут. Вот и поспешил.
На обеде новобрачные нехотя встретились с Перегудовыми. Наденька выглядела еще краше и вальяжнее и гордо держалась за руку мужчины в орденах. Тот был весьма немолодого возраста, вокруг него возник шепот:
— Смотрите — доктор Коновалов! Сам знаменитый Коновалов!
А Саша вспомнила, как ее отец презрительно хмыкал:
— Коновалов — он и есть коновалов!
Но дяденька Иван Никифорович и тогда почтительно отзывался:
— Пусть коновал, зато деньги гребет лопатой.
Что ж, видать — деньги к деньгам. Вот и Коновалова вспомнили да к Наденьке определили. И только Авдотья Самсоновна смотрела на нового кавалера дочери без оптимизма. В ее взгляде Саша прочла крушение надежд — Коновалову-то никакого титула вовек не видать. А значит, и Авдотье Самсоновне не стать титулованной тещей.
Но еще больше оторопела Саша, когда увидела старуху Шиншину, вышагивающую под ручку с Шишмаревым. И снова все зашептались, хихикая:
— Шиншилла и Шишмарь!
— Губернатор Закревский с ними в ссоре, а я нет. Не мог не позвать миллионщицу, — объяснил Саше ухмыляющийся Воронцов. — А ну как денег придется занять? Все лучше, чем у ростовщика. Вот только кого-то этот хмырь мне напоминает? Никак не пойму.
Шишмарев, уловив цепкий взгляд Воронцова, отпрянул от Шиншиной и попытался отойти подальше. Но властный голос застиг его по дороге:
— Константэн!
Шишмарев вздрогнул, тряхнул копной светло-русых волос и, как по команде, вернулся к своей престарелой невесте. Воронцов хохотнул:
— Купила болонку в игрушки!
И тут пара Шиншина-Шишмарев столкнулась с парой Наденька-Коновалов. Дамы презрительно хмыкнули, глядя друг на друга. Потом взгляд Наденьки скрестился с взглядом Константина. Бывший ухажер опустил глаза, а Наденька с новым кавалером гордо прошествовала мимо.
— Оседлала коновалого! — хохотнул Воронцов.
Саша проснулась от ярчайшего света. Солнце! Ну почему в городе не бывает такого солнечного солнца?
Розовый, золотой, лимонный отсвет струился по подоконнику тонкого стрельчатого окна, проливался на пол и растворялся в дымке жарко натопленной комнаты. Удивительно, как в старом замке сохранилась огромная печь, облицованная светло-бежевым кафелем. Чудо!
Впрочем, теперь в жизни Саши каждый день — чудо. Перед венчанием ездили с кузиной графа Воронцова — молодой, смешливой мадам Тороповой, по магазинам знаменитого Кузнецкого моста выбирать модные наряды. Фамилия идеально подходила Гликочке — она ежеминутно всех торопила: Сашу, приказчиков, лавочников. Те, видно, уже давно изучившие беспокойный норов своей лучшей покупательницы, отвечали чуть не хором:
— Знаем, Гликерия Власьевна, вы торопитесь!
И все фыркали от смеха — и приказчики, и Гликерия, и Саша. Только лавочники сохраняли молчание — старались держать марку новомодных лавок, но, когда на них никто не смотрел, тоже прыскали в кулачищи. Да и как не улыбаться, ежели Гликочка, словно сноровистая лошадка, несется по лавкам Кузнецкого моста, как на парусах. Покупки делает, словно на абордаж берет, и постоянно рассказывает какие-то смешные истории из жизни своих знакомых. Саша их, понятно, в глаза не видела, но Гликерия говорит так забавно и увлеченно, что люди, как живые, встают перед глазами.
Перед свадьбой заехали в Пречистенский дворец князя Голицына. Михаил Михайлович сам встретил гостей. Расцеловал Гликочку в обе щеки, к Сашиной ручке приложился. Это надо же — князь Голицын ей ручки целует! А потом и вовсе невозможное Саша услыхала.
— Васька Воронцов будет посаженным отцом Романа, а мне уж позвольте стать вашим посаженным батюшкой! — проговорил Голицын.
У Саши кровь к вискам прилила, глаза от удивления круглыми стали: неужто это с ней происходит? Граф Воронцов будет посаженным батюшкой Ромы, а сам князь (!) — Саши, бывшей служанки?! Вот чудеса-то!
Само венчание Саша помнит смутно. Церковь крошечная, но такая красивая — свечи, цветы, ленты алые, кисея белая. Священник в парадном золотом одеянии, гости нарядные. Неужели все это из-за нее, Сашки-дурищи?
А вот вам и дурища! И вот и бедная родственница! Стоит у алтаря в наимоднейшем белом платье, расшитом блестящим бисером, в фате кисейной и веночке из флер д'оранжа. А рядом — лучший в мире мужчина. Нет, не лучший — единственный!
А потом был праздничный обед с подарками и поздравлениями. И тоже — сказка, чудо. Но главное чудо все же оказалось впереди. Выйдя из-за стола, Роман шепнул что-то Воронцову. Тот, уже подвыпивший, гаркнул: