Птолемей нагнулся, вытряс песок из просохших волос и выбрался на дорогу, оказавшись совсем недалеко от Длинных Стен Мунихиона. К лесистым склонам гор, уже покрывшимся предвечерней синей мглой, тянулся хвост пыли за колесницей Таис. У юной гетеры были великолепные лошади — так быстро неслась её пароконная повозка. Грубый окрик сзади заставил Птолемея отскочить. Мимо него пронеслась другая колесница, управляемая огромным беотийцем. Стоявший с ним рядом щегольски одетый юноша с развевающимися прядями завитых кудрей, недобро усмехаясь, хлестнул Птолемея бичом на длинной рукоятке. Бич пребольно ожег едва прикрытое тело македонца. Оскорбитель не знал, что имеет дело с закаленным воином. В мгновение ока Птолемей схватил камень, каких валялось множество по обеим сторонам дороги, и послал его вдогонку, попав афинянину в шею, ниже затылка. Быстрота удалявшейся колесницы смягчила удар. Всё же обидчик упал и вывалился бы, если бы возница не схватил его, осаживая лошадей. Он осыпал Птолемея проклятиями, крича, что тот убил богатого гражданина Филопатра и подлежит казни. Разъяренный македонец отбросил плащ и, подняв над головой камень в талант весом, двинулся к колеснице. Возница, оценив могучие мышцы и свирепые глаза македонца, потерял охоту к схватке. Поддерживая своего господина, уже приходившего в себя, он умчался, изощряясь в угрозах и проклятиях во всю мощь своего гулкого голоса.
Птолемей, остыв, отбросил камень, подобрал плащ и быстро пошел по прибрежной тропинке, наискось спускавшейся с уступа и спрямлявшей широкую петлю колесной дороги. Что-то вертелось в его памяти, заставляя припомнить. «Филопатр», кричал возница, — уж не тот ли, что написал на стене Керамика предложение Таис? Птолемей довольно усмехнулся и подумал, что он относится к своему оскорбителю уже как к сопернику. Правда, обещать гетере за короткую связь талант серебра, подобно Филопатру, македонец не мог. Разве несколько мин… но слишком много он слышал о Таис, несмотря на свои семнадцать лет считавшейся знаменитостью Афин. Её искусство в танцах, образование и особенная привлекательность заслужили ей прозвище «четвертой Хариты».
Гордый македонец не стал бы брать денег от родичей. Александр, будучи сыном отвергнутой жены царя Филиппа, тоже не смог бы помочь другу. Военная добыча после Херонеи была невелика. Филипп, очень заботившийся о своих воинах, поделил её так, что друзьям царевича досталось не больше, чем последнему пехотинцу. И ещё отправил Птолемея с Неархом в изгнание, удалив от сына. Они встретились лишь здесь, в Афинах, по зову Александра, когда отец послал его с Гефестионом посмотреть Афины и показать себя. И хотя афинские остряки говорили, что «от волка может произойти только волчонок», настоящая эллинская красота и выдающийся ум Александра произвели впечатление на видавших виды граждан «Глаза Эллады», «Матери искусств и красноречья».
Птолемей считал себя сводным братом Александра. Его мать, известная гетера Арсиноя, была одно время близка с Филиппом и им отдана замуж за племенного вождя Лага (Зайца) — человека, ничем не прославившегося, хотя и знатного рода. Птолемей навсегда остался в роду Лагидов и вначале очень завидовал Александру, соперпичая с ним в детских играх и военном учении. Став взрослым, он не мог не понять выдающихся способностей царевича и ещё более гордился тайным родством, поведанным ему матерью под ужасной клятвой молчания.
А Таис? Что же, Александр навсегда уступил ему первенство в делах Эроса. Как это ни льстило Птолемею, он не мог не признать, что Александр, если бы хотел, мог первенствовать и в неисчислимых рядах поклонников Афродиты. Но он совсем не увлекался женщинами, и это тревожило его мать Олимпиаду, божественно прекрасную жрицу Деметры, считавшуюся колдуньей, обольстительницей и мудрой владычицей священных змей. Филипп, несмотря на свою храбрость, дерзость, постоянное бражничанье с первыми попавшимися женщинами, побаивался своей великолепной жены и шутя говорил, что опасается в постели найти между собой и женой страшного змея. В народе упорно ходили слухи, без сомнения поддерживаемые самой Олимпиадой, что Александр — вовсе не сын одноглазого Филиппа, а высшего божества, которому она отдалась ночью в храме.
Филипп почувствовал себя крепче после победы при Херонее. Накануне своего избрания военным вождем союза эллинских государств в Коринфе он развелся с Олимпиадой, взяв в жены юную Клеопатру, племянницу крупного племенного вождя Македонии. Олимпиада, проницательная и хитрая, всё же сделала один промах и теперь пожинала его плоды.