Мы зашли в зоосад.
«Сразу за нами тип подозрительный привязался, — я оглянулась через левое плечо. — Дедок.
На палочку опирается.
Но прыткий».
«Хочет нас догнать, — Эйджи сразу поняла. — Догонит.
И гадость скажет.
Знаем мы этих типов».
«Тогда – бежим», — я понеслась вперед».
«Таис, — Эйджи догнала меня в соседней аллее. — Мы сюда не бегать пришли.
Кого мы боимся?»
«Не знаю, Эйджи, кого ты боишься.
Но я боюсь сама себя».
Мы долго петляли по дорожкам.
Наконец, Эйджи упала на скамейку:
«Все!
Таис!
В этот укромный уголок заходят парочки только для того, чтобы миловаться.
Посторонних не будет.
Как ты и хотела.
Но с другой стороны — мы же пришли развлекаться…»
«Позавтракаем и развлечемся, — я вывела голографические картинки. — Сегодня день нездоровой, жирной, острой пищи».
«Мне — пиццу с морскими морепродуктами», — Эйджи ткнула пальчиком.
«Эйджи?»
«Да, Таис!»
«Морепродукты — и так морские.
Поэтому не нужно говорить – морские морепродукты.
Получается повторение».
«Укушу», — Эйджи зарычала.
Грозно на меня посмотрела.
«А я буду пиццу с грибами».
«Таис!
Не боишься пиццу с грибами?»
Эйджи!
Как можно бояться пиццу?
Пицца — не мышь.
Мышь кусается.
Пицца не кусается».
«Я имела в виду, что грибами можно отравиться».
«Я прекрасно понимаю, что ты имела в виду, Эйджи, — я захохотала. — Ты не поняла моей шутки».
«Хорошая шутка», — Эйджи засмеялась звонко.
«Морепродуктами можно тоже отравиться, Эйджи.
Какой-нибудь ядовитый краб попадет в пиццу».
«Таис?»
«Да, Эйджи».
«Еще пять минут поговорим о том, какая пицца ядовитая…
И…
Тогда останемся голодными».
«Очень», — я сделала заказ.
«Что очень, Таис?»
«Просто очень!»
«Хорошо, когда все просто!» — Эйджи с наслаждением вытянула ноги.
Раскинула руки.
«Хорошо никогда не бывает долго, — я напряглась. — Просто — вообще, никогда не бывает.
К нам приближается маньяк.
Парковый маньяк!».
«Маньяк?
Где?
Настоящий?» — Эйджи заинтересовалась.
«Если мужчина один в парке, то он — маньяк.
Что одному мужчине в заброшенной части парка делать?»
«Нас две штуки.
Маньяк — одна штука.
Мы победим, Таис».
«Одинокие девушки», — мужчина навесил на лицо слащавую улыбку.
«Мы не одинокие.
Мы – вдовем».
«Некоторые помешаны на мохнатых бабочках.
На мохнатках, — маньяк облизнулся. — Я же помешан на голографических картинках.
Девочки!
Можно я вас фотографировать буду?»
«Нельзя, — я сказала, как отрезала. — Сначала мой папа искал маму.
Потом они меня зачали.
Мама меня девять месяцев носила в животике.
Потом родители за мной ухаживали.
Я выросла.
Сама себя сделала.
И все для того, чтобы мое безупречное тело фотографировал бесплатно какой-то дядька в парке?
Сам понимаешь, дядя.
Ты хочешь получить бесплатно, то, что стоит денег».
«Между прочим, меня тоже родители делали и воспитывали.
Сначала папа нашел маму.
Потом мама родила меня.
На меня ушло много денег родительских.
Затем я потратил кучу своих — кровно заработанных – денег на обучение в гимназии голографических искусств.
Стал мастером голографии.