Старик повар поставил на стол заказанные блюда — неизбежное «лацзыжоу» — свинина с перцем, «каолицзи» — куриные отбивные по-китайски и зажаренный рис — «мифан». Блюда дымились, издавая аппетитный запах. С приветливой улыбкой старик повар произнес:
— Прошу вас, пожалуйста. Приятного аппетита.
Увидев улыбку на лице старого китайца, услышав обращение «прошу вас, пожалуйста», мы подумали: нет, не совсем отравлена душа китайского народа. Пусть бушует «большой тайфун», пусть подняты с угрозой кулаки, пусть агитгруппы направляют «на север» прицелы карабинов, пусть раздаются проклятия и заклинания. В Китае немало других людей, миллионы обыкновенных, простых людей. Железнодорожник, который во время нашего путешествия на юг в холодные зимние вечера тайком приносил дрова, чтобы затопить печку в нашем вагоне. Юноша и девушка, которые на склонах «Благоуханной горы», убедившись, что вокруг никого нет, приветливо помахали нам руками, а молодой человек в знак приветствия тихо запел мелодию «Подмосковных вечеров». Бесчисленны знаки солидарности, признательности и любви к Советскому Союзу, к социалистическим странам. Бесчисленны и способы их проявления. А когда не было возможности проявить свои чувства, люди молчали. Потому что нет ничего сильнее молчаливой любви и ничего страшнее молчаливой ненависти.
Утром товарищ Фан и товарищ Цай проводили нас на станцию, на нашу «рабочую площадку». Сюда, на эту пограничную станцию, стекаются большие тяжелогруженые составы из всех социалистических стран. Но грузы для Вьетнама идут не только через эту станцию. Океанские пароходы социалистических стран доставляют их в порт Хайфон. Я мысленно переношусь сейчас в Хайфон, где оказался через несколько месяцев после возвращения со станции Маньчжурия. У входа в порт стоят на рейде десятки кораблей с дымящими трубами в ожидании свободных причалов для разгрузки. А на причалах кипит работа, и все тревожно посматривают на небо, несущее смерть и разрушения. Я подумал: помощь, поступающая из социалистических стран, выносливость, мужество и героизм самого вьетнамского народа — все это непременно обеспечит победу сражающемуся Вьетнаму. Потому что в ее основе лежит социалистическая солидарность.
Но вернемся на «рабочую площадку». Прибыл отряд китайских солдат для разгрузки техники. Но сначала он должен совершить «обряд»: утреннее «богослужение» перед портретом, чтение цитат из «красной книжки»… Только после этого солдаты приступают к работе. Пусть этому тяжелому товарному составу, следующему от Берлина или Софии через Москву, дается «зеленая улица» вплоть до самого Забайкальска, пусть в окопах вьетнамские бойцы ждут необходимые им технику и боеприпасы — «обряд» должен быть соблюден.
Мы словно забыли, что находимся «на севере», на китайско-советской границе, в разгар «большого тайфуна». Напрягаю память, стараясь вспомнить, кому из нас пришла в голову эта идея, мне или моему спутнику. Видимо, обоим, потому что мы мечтали побывать «на той стороне» границы, вырваться хотя бы на час или два из этой духоты, вдохнуть свежего воздуха… Здесь, на станции Маньчжурия, мы жили уже четвертый день, четыре дня и четыре ночи находились в заключении в маленькой пустой гостинице, и единственным развлечением для нас был выход на «рабочую площадку». Только один раз нас сводили в центральный «универсальный» магазин. Но что можно увидеть в маленьком магазине небольшого провинциального городка, в котором бушевал «тайфун» и после которого остались только полупустые стенды и… полные прилавки бюстов и зеленых портретов.
А в нескольких километрах отсюда находился Забайкальск, советская пограничная станция. В Забайкальске мне не приходилось бывать, но немного дальше, на озере Байкал, я провел несколько суток, незабываемыми сибирскими ночами плавал по нему с байкальскими рыбаками и вместе с ними пел «Славное море, священный Байкал…».
Недолго думая, мы спросили советского представителя на станции Маньчжурия, нельзя ли нам вместе с ним, на его машине, переехать на советскую землю и побыть там несколько часов. Советский представитель находился здесь по взаимной договоренности с китайской стороной в связи с транспортировкой грузов для Вьетнама.
— А почему нельзя?
Сейчас не могу вспомнить, как звали этого высокого, веселого молодого человека со спадавшей на лоб русой прядью волос. Может быть, Андрей, Андрюша, а может быть, Иван, Ванюша. Пусть будет Ванюша Ты везде такой, мой брат. Таким я видел тебя за Полярным кругом, в молодом полярном городе Игарка, когда снаружи бушевали снежные метели, а ты, сняв с себя шубу, набросил ее на плечи «новичка», не привыкшего к морозам, показывал мне ледяные подземелья Игарской научно-исследовательской станции по изучению проблем, связанных с вечной мерзлотой, и вдохновенно объяснял, как вы согреете и оживите эту промерзшую землю. Таким я видел тебя и на самом полюсе, на дрейфующей станции «Северный полюс-7», когда ты угощал меня густым ароматным чаем и увлеченно, как поэт, хотя по профессии был метеорологом, рассказывал мне о том, как вы ликвидируете «белые пятна» на карте Северного Ледовитого океана. А в это время под нами трещали льды. Таким я видел тебя и в Голодной степи, когда ты разрезал для меня охлажденный в чистой воде оросительного канала большой красный арбуз, выращенный на этой земле, которая всего лишь несколько лет назад представляла собой мертвую песчаную пустыню.