Спустившиеся сумерки словно пологом покрывают столицу. Улицы забиты рикшами, возвращающимися с работы на велосипедах и пешком людьми; их синяя и серая одежда слилась с мраком, видны лишь темные движущиеся силуэты. Это пекинская улица. Велосипед и велорикша — главные средства передвижения здесь. Ребенок только начинает ходить — и уже садится на велосипед; мужчина едет на велосипеде на завод, иногда удаленный на пятнадцать, двадцать и более километров от дома; женщина отправляется на велосипеде работать в поле; юноша, девушка, старик — все ездят на велосипедах. В этой стране люди словно рождаются и умирают на велосипедах. Вот худой пожилой загоревший мужчина, подвернув штанины, напрягая черные жилистые ноги, крутит педали. Он везет тяжело нагруженную тележку. Когда у него устают ноги, он слезает и, напрягая все свои силы, руками толкает на пригорок непосильный груз, затем снова садится на велосипед и снова крутит педали. Грузовой рикша строит Пекин, снабжает и кормит его.
Монотонный, безликий поток спешащих, озабоченных людей с застывшими, бесцветными лицами. Я слышал, что улыбка редко появляется на лице китайца. Куда она делась? Может быть, эта монотонность китайской улицы вызвана однообразием цвета и покроя одежды? Она синего и серого цвета; зимой с подкладкой и на вате; летом ее иногда сменяют белые рубахи и блузки. На лицах непреходящая усталость от дневного труда, от обязательного многочасового изучения «идей председателя», от бесконечных собраний «критики и самокритики», демонстраций и митингов… Людская масса движется по улицам и дорогам большого города, а на всех перекрестках стоят группами дети, наверное только что начавшие посещать школу.
Они стоят, прижав к груди маленькие «красные книжки» с цитатами, которые, вероятно, еще не могут прочесть даже по складам, стоят и ждут, ждут часами того момента, когда откуда-нибудь появится машина с дипломатическим номером, чтобы начать кричать, размахивать «красными книжками», декламировать заученные, непонятные для них цитаты. Не понимаем эти цитаты и мы из-за недостаточного знания китайского языка и дребезжания громкоговорителей. Такую необычную картину я никогда и нигде не видел.
«8.IХ.67 г.
Прошло уже несколько дней, как я приехал в Пекин, но еще не нанес первого протокольного визита в Министерство иностранных дел, не смог посетить своих коллег из посольств дружественных стран, а сегодня мы должны дать прием по случаю нашего национального праздника. Пекин не похож ни на одну из столиц, в которых я побывал. Здесь другие обычаи, другие традиции.
Для нас, оторванных от мира, лишенных возможности посещать китайские учреждения, встречаться и разговаривать с китайскими гражданами, ездить по стране, читать китайскую прессу, за исключением двух-трех центральных газет, приемы для дипломатов и иностранных корреспондентов стали почти единственной возможностью встреч, бесед, обмена информацией. Ведь в Китае, этой огромной, великой стране, происходят сейчас такие события, совершается «революция».
Весной, летом и вплоть до поздней осени приемы и коктейли, а иногда в жаркие и душные летние дни обеды и ужины устраивались на воздухе — во дворе, в саду, на террасе.
Пекинский климат, жаркое и душное лето внесли поправку и в одежду дипломатов. Официальная летняя форма дипломатов-мужчин — белая расстегнутая сорочка навыпуск, без галстука. А женщин… Их здесь почти нет. «Тайфун» разметал и женщин, и детей».
«13. IX.67 г.
Наконец-то я был принят в Министерстве иностранных дел. Я ждал этого приема уже несколько дней, и вот телефонный звонок в наш протокольный отдел в 9 часов 30 минут, а через полчаса я должен быть уже там. Это обычная, первая протокольная встреча, а волновался я больше, чем перед любой из десятков, сотен встреч, которые мне приходилось иметь за долгие годы своей дипломатической работы. Сейчас начало сентября, считанные дни прошли после «красного августа», месяца погромов дипломатических представительств и издевательств над дипломатическими представителями.