Выбрать главу

Возможно, маршал не был маоистом по убеждению, в душе у него сталкивались противоречивые чувства: долг старого воина и кадрового работника и обостренное чувство национализма, но он был с Мао, был с его «штабом», был министром иностранных дел и как министр иностранных дел нес свою долю ответственности.

После появления в финском посольстве Чэнь И видели еще несколько раз в посольствах других стран. Одно из его появлений, возможно последнее, врезалось мне в память. После чехословацких событий дипломаты социалистических стран в беседах с ответственными сотрудниками Министерства иностранных дел иногда отмечали непоследовательность китайской позиции. В 1956 году Китай осудил контрреволюционный мятеж в Венгрии, в отношении же широкого заговора, организованного против Чехословацкой Социалистической Республики, китайское руководство изменило позицию на 180 градусов, резко выступив против решения о совместных действиях братских социалистических стран в защиту завоеваний социализма в Чехословакии. Почему? Этот вопрос я и поднял в разговоре с заместителем министра иностранных дел на приеме по случаю праздника Девятого сентября. Заместитель министра тогда не ответил мне на него, но я получил ответ на следующий день на приеме в посольстве КНДР. Ответ на этот вопрос уполномочен был дать… Чэнь И.

«9.IХ.68 г.

…Прием в посольстве КНДР в этот вечер продолжался долго. Министр иностранных дел КНР маршал Чэнь И произнес длинную речь. Главным содержанием ее стал ответ на вопрос, который мы задавали накануне приема: почему в отношении событий в Чехословакии социалистический Китай вновь занял позицию по другую сторону баррикады?

…И когда раздалась уже известная нам брань в адрес Страны Советов, мы в знак протеста начали покидать зал. Но чтобы подчеркнуть свое уважение к Корейской Народно-Демократической Республике и нашему хорошему другу Киму — временному поверенному в делах КНДР в КНР, мы, прежде чем уйти, подходили к трибуне, за которой сидели Ким и другие официальные лица. На трибуне Чэнь И. Он читает заранее написанную речь. Мы подходим, пожимаем руку Киму и вновь идем мимо трибуны к выходу. В зале возникают оживление, шум, и в этом шуме теряется и без того охрипший после стольких «обвинительных митингов» голос старого маршала…»

Мне кажется, после этого приема мы уже не видели Чэнь И. Он снова исчез с политической сцены, на этот раз навсегда. Лишь спустя три года его имя вновь появилось в печати. Оно было заключено в траурную рамку. На его похоронах присутствовали Мао Цзэ-дун и другие члены его штаба.

Снова перечитываю «самокритику» маршала. Перечитываю и «самокритику» Лю Шао-ци. И в одной и в другой те же «саморазоблачения»: допущенные ошибки не случайны, они коренятся в «буржуазном» воспитании, в буржуазно-реакционной линии, которую они проводили, их самый большой грех — слабое изучение «идей председателя»… и я задаюсь вопросом: «Для чего нужно было все это? Не для того ли, чтобы показать, что «обвинения», выдвинутые против них, — это не только обвинения, но и «самообвинения», которые подтверждают тезис об «обострении классовой борьбы в условиях диктатуры пролетариата», необходимости «культурной революции» для сохранения «красного» Китая.

Маршал сам заявил: «Били меня бессовестно, безжалостно… но я был реабилитирован. Будет ли реабилитирован Лю?..»

Хочу отметить маленькую особенность.

Лозунг «Долой Чэнь И!» появился не сразу, он появился тогда, когда Мао Цзэ-дун и его «штаб» вынуждены были пойти на компромисс с «революционными кадрами». «Самокритика» нужна была для того, чтобы показать: «если ты ошибся», но «признал ошибки», «критиковал себя», то будешь «спасен» и займешь свое место в «рядах революционеров». Такую линию можно было проводить и в отношении Дэна и некоторых других. Положение с Лю, видимо, иное. Чэнь И был «проводником» «черной линии», Лю — ее создателем. Если принять его «самокритику» и реабилитировать, значит, надо реабилитировать и его линию. Это перечеркнуло бы тезисы, выдвинутые Мао Цзэ-дуном, решения XI пленума… «культурную революцию»… А это уже было недопустимо.