12.VI. — Пекинское радио продолжало призывать готовиться к войне и к борьбе с советскими ревизионистами…
14.VI. — Сообщается об антисоветских митингах и демонстрациях в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.
15.VI. — Сегодня «Жэньминь жибао» подчеркивает: «В отношении хищников — американского империализма и советского ревизионизма — мы уже приняли все необходимые военные меры и готовы заплатить еще более высокую цену. Необходимо и дальше поднимать дух, чтобы не бояться страданий и смерти. Этого требует подготовка к войне».
17.VI. — «Американский империализм и советский ревизионизм пытаются перекроить мир. Враг применяет самолеты, пушки и броневики. Мы опираемся на пехоту, людей, вооруженных идеями Мао Цзэ-дуна. Мы рассчитываем на ведение ближнего боя, на бесстрашие перед лишениями и смертью. Мы должны подготовиться на случай войны с советским ревизионизмом…»
19.VI. — Сегодня «Жэньминь жибао» и «Гуанмин жибао» — единственные газеты, которые нам доставляют, — опять заполнены антисоветскими материалами. Советский Союз снова обвиняется в «сговоре» с США, направленном на «подрыв войны вьетнамского народа»».
…Продолжать вряд ли нужно. Снова возвращаюсь к событиям, происшедшим полгода назад. Из Китая уезжал посол ГДР Бирбах, и Юрий Иванович Раздухов организовал в связи с этим прощальный обед. Мне врезалась в память мысль, которую я впервые услышал на этом вечере. Ее привел в своей речи Бирбах: «Наш писатель Томас Манн говорил: «Антисоветизм — это величайшая глупость нашей эпохи»».
Аплодировали все дипломаты социалистических стран, стран Африки, Азии и Скандинавии…
Обед закончился, и его участники — послы, руководители миссий — маленькими группами разбрелись по большому мраморному залу советского посольства. Из окружавших его со всех сторон громкоговорителей доносились звуки мелодии «Алеет Восток», а на улице уже собиралась очередная манифестация. Мысль великого немецкого писателя напомнила мне слова, сказанные в свое время вдовой писателя Сунь Ят-сена Сун Цин-лин: «В сегодняшнем мире просто невозможно быть антисоветчиком и не продать части самого себя империализму». Я сейчас не могу вспомнить, когда, где и по какому поводу она сказала это, но я подумал тогда, что они точны и верны.
А через два года я записал в своем блокноте:
«17. XII.70 г.
…Через несколько дней я покидаю Пекин. Только что закончилась церемония вручения верительных грамот нашим новым посланником. Она состоялась в одном из залов Всекитайского собрания народных представителей и была проведена по всем правилам протокола. На этот раз верительные грамоты были вручены не старому Дун Би-у, а Сун Цин-лин. 90-летний Дун Би-у болел. Сун Цин-лин вызвали из Шанхая, где она постоянно жила. После вручения верительных грамот состоялась обычная протокольная беседа. Постаревшая и пополневшая Сун Цин-лин сидела, утопая в глубоком кресле, а я думал о том, что «большой тайфун» задел и ее — старую вдову доктора Сунь Ят-сена. Она зачитывала предварительно написанную речь, произносила, по моему мнению, чуждые ей слова, а мне вспомнились другие слова… ее: «В сегодняшнем мире просто невозможно быть антисоветчиком и…» и ее супруга, доктора Суня: «В великой битве за освобождение угнетенных народов мира два союзника (СССР и Китай. — Прим. авт.) пойдут к победе рука об руку…»
«Рука об руку». Я уже где-то встречал такое выражение. Но где? В поэме китайского поэта Ма Фан-ды… В ней есть такие строки:
После IX съезда КПК, возвестившего «победу» над политическими противниками Мао Цзэ-дуна и торжество его «идей», мы, дипломаты и политические наблюдатели в Пекине, почувствовали, что во внешней политике Китая происходят какие-то изменения. Наметился возврат к общепринятым международным формам отношений. Активизировались и внешнеполитические, и внешнеэкономические связи… Об этом изменении свидетельствовали и цифры: в 1970 году двадцать иностранных делегаций посетило Китай и 50 китайских делегаций побывало за границей…
Что все это значило? Изменение внешнеполитической доктрины Мао Цзэ-дуна? У нас, дипломатов и корреспондентов социалистических стран, не было никаких иллюзий в отношении этих «новых веяний», курс оставался прежним, изменились лишь формы его осуществления, тактика.
Однако что же заставило китайское руководство «трансформировать» формы, изменить тактику?