Вот и сейчас: мы едем к утопающим в зелени трем вершинам — Цуйвэйшань, Лушишань и Пинпошань, на склонах которых расположились восемь древних храмов — «восемь чудес» «Благоуханной горы», а Мария просит остановиться:
— Только на минутку. Может быть, «спящий» пробудился?
Нет, он спит…
В притихшем парке огромные деревья с поникшими, голыми от старости ветвями создают тень. Возможно, эти деревья являются ровесниками древних императорских династий, создававших этот парк-храм. Входим через когда-то красную, а сейчас выцветшую, пришедшую в ветхость арку, и нашему взору открываются пять павильонов, соединенных боковыми переходами. Где-то в одном из этих павильонов, погрузившись в блаженный сон, лежит Будда. Говорят, что пятиметровый Будда лежит на боку, подложив одну руку под голову, а другую слегка приподняв вверх. Вокруг него сидят двенадцать Будд — его ученики. По преданию, точно так же Будда лежал на бревне в свой предсмертный час и давал последние наставления своим ученикам.
Перед входом в парк возвышается огромная, высотой в несколько метров, скульптура современного Будды — Мао Цзэ-дуна.
В первом павильоне висят два его больших портрета, под ними старательно выписанные цитаты из его произведений. Во втором павильоне стоит его бюст, а в третьем — трехметровая статуя, и лишь в четвертом павильоне находится настоящий Будда. Выломанные двери, разбитые окна наспех забиты досками. Посетители приподнимаются на носки, стараясь сквозь щели увидеть древнего мудреца. Можно разглядеть его голову, прислоненные к своему учителю фигуры некоторых его учеников с разбитыми ногами и руками. При виде разбитых скульптур, исчерченных орнаментов, замазанных красной краской рисунков становится душно, хотя солнце уже заходит и наступает предвечерняя прохлада. Мы идем дальше, к трем зеленым вершинам, где находятся восемь древних храмов, карабкаемся по крутым склонам, пробираемся по тропинке среди сочных зеленых кустарников и вековых деревьев в поисках «чудес».
Мы — я, Мария и шофер Стоян — поднимаемся по извивающейся подобно дракону аллейке, а за нами, метрах в двадцати, следуют двое, появившиеся невесть откуда, словно из глубины лесных ущелий. В этот предвечерний час на горе никого нет, кроме нас и этих двух людей, следующих за нами словно тени. Они будут неотступно идти по пятам, ходить вокруг храмов и исчезнут, растворятся в вечерних сумерках лишь тогда, когда мы отправимся в обратный путь в Пекин.
«Без разрушения нет и созидания», — сказал Мао Цзэ-дун, и ему же принадлежат слова: «Борьба между новой и старой культурой — это борьба не на жизнь, а на смерть». И эта борьба в разгаре. В разгаре «большой тайфун». «Разрушение» продолжается. И в литературе, и в театре, и в опере, и в кино, и в живописи. Но уже наступает «эпоха созидания». А в конце 1966 года в просторном зале Всекитайского собрания народных представителей состоялся большой митинг, организованный Цзян Цин, в котором приняли участие «двадцать тысяч революционных бойцов культурного фронта». На митинге было объявлено, что «прелюдией» «культурной революции» явилась «революция», совершенная в музыкальной драме, балете и музыке в Пекинском оперном театре. Это, видимо, положило начало и «созиданию». В действительности же «созидание» началось намного раньше, еще до «большого тайфуна». Вы помните, был осуществлен первый эксперимент, и в роли первого экспериментатора выступила Цзян Цин.
Какое направление имел «большой эксперимент»? Каково кредо экспериментатора? Его сформулировала сама Цзян в своей речи на митинге и во вступлении к либретто «Красный фонарь»: нужно осуществлять «революцию и преобразование». Это будет серьезная классовая борьба, направленная против «буржуазных авторитетов» и «буржуазной идеологии», ее цель — проведение реформы в области образования, искусства и культуры. А в Пекинской опере следует создать «настоящий боевой пролетарский и революционный коллектив!».
Пекинская опера… Она превращена в арену борьбы, и она должна перестроиться с учетом «основного направления» и кредо. На ее сцене появятся и займут главное место новые, «образцовые» спектакли Цзян Цин, и это станет «великой победой» «культурной революции» и «идей Мао Цзэ-дуна» в области литературы и искусства. Именно так написано в предисловии к краткому содержанию «революционной» симфонии «Шацзябан», озаглавленному «Под лучезарными идеями Мао Цзэ-дуна». Благодаря «заботам и наставлениям мужественного знаменосца пролетарской культурной революции Цзян Цин кольцо блокады, созданное проводниками контрреволюционной черной линии» в области литературы и искусства, будет прорвано и появится первая пролетарская симфония «Шацзябан». Это «великая победа революционной линии» Мао Цзэ-дуна, «великая победа идей Мао Цзэ-дуна».