— Он твердолобый, но не дурак. Выпей и успокойся. Ничего я ему не говорил, да и зачем? Это у него куда больше поводов для волнений, чем у меня. Со мной ты был счастлив. С ним — нет. Говорю, он не дурак и прекрасно всё понимает.
— Всё-то ты знаешь… Вечно у тебя всё по полочкам. — Чунмён огляделся и слабо улыбнулся. — Всё на своих местах. Ненавижу.
— Я знаю. Тебе всегда нравилось что-то переставлять и убеждать меня, что так будет лучше.
— Потому что нельзя всё время смотреть на один и тот же пейзаж. Так не бывает.
— Бывает.
— Вот и нет.
— Надо добавлять «хён».
— Господи…
— Это перебор. Просто «хён» достаточно, — не удержался от улыбки Минсок. Он достал телефон, пролистал длинный список под именем Чонина — тот менял номера как перчатки, нашёл нужный и принялся ждать. Чонин соизволил ответить гудке на двадцатом.
— Хён?
Минсок молча протянул телефон Чунмёну и отвернулся, старался не слушать тихий голос, втолковывающий Чонину, что тот свинья, какая именно, включая породу и окрас, методы перевоспитания и процесс превращения свиньи в человека, который будет весьма болезненным. Минсок старался ничего не слышать, просто думать о реакции Чонина на происходящее. Бывший Чунмёна позвонил ему и отдал телефон Чунмёну. Ну что тут скажешь? И дураку понятно, что поздним вечером Чунмён сидит где-то с бывшим. Может, не просто сидит. Не очень красиво, в общем-то. Что же сделает Чонин? Всё бросит и тоже примчится к Минсоку в гости? Вроде как поговорить сразу втроём и больше не мучиться. Отличная идея, вот только Минсок от неё был не в восторге. К чёрту. Проще выкинуть Чунмёна за дверь, пусть сами разбираются. Без Минсока.
Он стиснул зубы, различив тихое «Люблю тебя, Чонин-а». Такое фальшивое. Неужели Чонин верил в это? А сам Чунмён? Неужели он не замечал, каким голосом и с каким лицом говорил это?
— Спасибо. — Чунмён аккуратно придвинул к нему телефон. — Наверное, я пойду. Извини, что так вот вломился и сбил тебе весь график.
Какой, к чёрту, график?
— И вообще, ты прав, конечно же.
В чём именно?
— Просто всё слишком сложно, и… Особенно теперь.
Что сложно-то?
Чунмён привычно игнорировал немые вопросы, которые Минсок задавал с помощью мимики и взглядов. Немые вопросы Минсока вообще никто и никогда, кажется, не слышал и не замечал. Хотя нет, когда-то именно Чунмён — слышал и замечал. Всегда. Но теперь и он разучился.
Минсок поплёлся хвостом за Чунмёном, вручил ему куртку и прислонился плечом к стене, наблюдая за попытками Чунмёна одеться и одновременно что-то сбивчиво объяснить. Они оба друг друга не слушали. Чунмён никак не мог попасть рукой в рукав, хмурился всё сильнее, а Минсок ни о чём не думал. В голове у Минсока царил вакуум, иначе он бы ни за что ничего подобного не брякнул бы.
— Скажи это.
Чунмён замер и испуганно уставился на него.
— Что?
— Просто скажи. Хочу услышать, сколько в этом лжи, а сколько правды.
— Минсок, ты о чём? — Чунмён растерянно смотрел на него и не понимал. Или не хотел понимать?
Он потянул за болтавшийся рукав, прижал Чунмёна спиной к стене и опять потребовал:
— Скажи это. Мне.
— С ума сошёл? Что сказать-то? И пусти меня!
Минсок не отпустил, наоборот — прижал к стене крепче и чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть каждую безупречную линию, блеск глаз и ловить тёплое дыхание. Лёгкий аромат корицы — в стиле Чунмёна, как приправа к кофе.
— Скажи. Что любишь. Хочу услышать, сколько теперь в этом лжи. Или скажи, что не любишь. Измерим правду.
Чунмён молчал. Смотрел на него и молчал. Бледный, красивый, дрожащий… с одуряющим запахом корицы, впитавшимся в светлую кожу. Всего несколько слов, чтобы расставить всё по своим местам раз и навсегда. Неужели Минсок просил так много? Всего несколько слов!
Чунмён слабо помотал головой и попытался вырваться. Попытка закончилась поцелуем. Потом уже тонкие пальцы путались в волосах Минсока, отчаянно цеплялись за пряди, больно тянули. Чунмён что-то тихо промычал, но прерывать поцелуй не стал. У него бы и не вышло. У Минсока, к слову, тоже. Недавнее самообладание испарилось в мгновение ока, стоило лишь дорваться до хрупкого тела.
— Жрал бы ты побольше… — выдохнул Минсок Чунмёну на ухо, оторвавшись на секунду от его губ. Хотя бесполезно. Сколько ни съешь, нервы всё равно обточат до костей. А Чунмён нервничал больше всех в последний год.
Чунмён порывался что-то сказать, но Минсок не давал ему такой возможности. Хватит уже, наговорились на пару жизней вперёд. Всё равно Чунмён не собирался говорить то, что Минсок хотел услышать, а Минсок не собирался слушать что-то иное. Надоело.
Куртка Чунмёна полетела на холодный пол, на неё они и свалились. Бардак, конечно, Минсок предпочитал кровать и комфорт, и всё по правилам, но прямо сейчас ему было наплевать на детали. Он старательно — даже одержимо — выпутывал Чунмёна из одежды, срывал слой за слоем, пока гладкая кожа под ладонями не покрылась пупырышками от холода.
Чунмён продолжал цепляться пальцами за его волосы, шептать без остановки его имя и мотать головой. Словно желал оттолкнуть, но не мог перестать прижимать к себе. И что бы он там ни говорил, его тело помнило Минсока. На поцелуи он тоже отвечал так, что Минсок сходил с ума ещё больше: гладил ладонями по щекам, убирал со лба волосы, кончиками пальцев смахивал крошечные, почти незаметные, слезинки в уголках глаз, шептал что-то успокаивающее, но напрасно. Успокоиться следовало им обоим, одновременно, но это было невозможно. Точно так же невозможно, как соблюдать порядок, который боготворил Минсок.
Ладонями и губами по выгнувшемуся телу. Сразу тысяча и одно доказательство обоюдного желания. Изящные очертания тонкого бедра, хрупкость под светлой кожей и маленькая ступня с удивительно розовой и почти круглой пяткой. Вволю налюбовавшись ногой Чунмёна, Минсок закинул её себе на плечо и провёл пальцами по плоскому животу, чутко улавливая дрожь мышц. Он помедлил, выжидая, но так и не услышал ни запретов, ни возражений. Чунмён знал, что сейчас будет, но даже не попытался остановить его.
Злость и возбуждение — паршивое сочетание, но одно лишь понимание этого не способно никого остановить и образумить. Минсок вообще редко злился по мелочам, но иногда накапливалось. Сейчас был тот самый случай. Не так давно Чунмён говорил Чонину, что любит, а теперь не останавливал Минсока и не мог сказать, что больше не любит. Они даже расстались по-идиотски, когда до конца не понять, то ли всё, то ли есть надежда.
Тем хуже. Для Чунмёна. Доигрался.
Минсок резко развернул его, провёл губами по спине и потянул за бёдра. Раздвинув ягодицы, погладил кончиками пальцев нежную кожу у входа. Растягивать не нужно, Чунмён явно занимался сексом регулярно. Минсок даже знал, с кем. И злился ещё больше. Не на Чонина, а на Чунмёна, который то ли по дурости, то ли ещё почему-то ошибался кроватью. В конце концов, это не Чонин увёл у Минсока Чунмёна. Это Чунмён сам умотал чёрт знает к кому, в итоге вот на Чонине остановился. И теперь все трое дружно страдали, а причину этих мук знал лишь один из них.
Чунмён глухо застонал, хотя Минсок всего лишь провёл твёрдым членом меж его ягодиц. Ещё раз — мучительно медленно. Замереть, приставив головку ко входу, и ждать. Ждать-ждать… И Чунмён сам нетерпеливо подался бёдрами назад, разрешая и умоляя.