— Может быть и так. Но вы даже не назвали своего имени, а уже говорите о любви и собрались знакомиться с моей мамой… Так нечестно!
— Ну хорошо. Моё имя — Бастиан Эдарри. Если это о чём-то вам говорит.
— Само по себе — ни о чём, но… приятно познакомиться… Мари Соколова.
Я намеренно произнесла своё имя на французский манер.
— Так вы Мари или Мария?
Похоже, этому типу нужна была совершенная точность в произношении имён, так же как нам, учёным, в наших расчётах.
— Пусть лучше будет Мари. Моя бабушка была наполовину француженка и все её называли Жанетт.
— Вот и прекраасно. Вы хотите есть, Мари?
И тут я вспомнила, что накануне порядком проголодалась, а консервы из походного запаса утолили голод лишь ненадолго. В животе предательски забулькало.
— Да… конечно. Я очень хочу есть.
Он, наконец, выпустил меня из своих объятий и мы отправились на кухню.
Глава четвёртая
Как очень скоро выяснилось, мой новый знакомый любил хорошо поесть и вдобавок был сладкоежкой. Впрочем, как и я. Когда мы вошли в помещение кухни, где хлопотали две поварихи (к моему удивлению, вовсе не похожие на большинство работниц наших столовых, больше всего соответствующих описанию «что поставь, что положи», хотя одна из них была чуть пополнее другой), в нос ударило сразу несколько вызывающих повышенный аппетит запахов, а глаза подивились разнообразию блюд. Казалось, эти дамы получали столь щедрое вознаграждение от любившего вкусно поесть хозяина и его родни, что рады были стараться наготовить ещё больше и вкуснее. И разумеется, от души наесться, не отходя от печки.
— Хотите сладкое? — спросил меня Бастиан, а точнее, в моём личном представлении — господин Эдарри.
— Д-да, господин Эдарри, — промямлила я, сглатывая слюну и едва держась на ногах от вновь нахлынувшего волнения. — Но… я бы не отказалась ещё от мясной похлёбки, выпечки и салата… И от чая.
— Пожалуй, я тоже. Только… не нужно называть меня господином и по фамилии.
— Но…
— Никаких «но». Можно называть меня просто по имени. Просто Бастиан. И лучше всего на «ты». Да, и… того, что вы называете чай или кофе, у нас не делают. Но есть очень вкусный и полезный напиток из плодов каррадина. Хочешь?
— Наверное, да, — нерешительно ответила я, подивившись такому его скорому переходу на «ты». — А булочки у вас есть?
Он что-то спросил у поварих на своём языке и утвердительно кивнул.
— Есть, со сладкой эссенцией и семенами линны. Ещё есть маффины…
— Маффины?!
Вот же…
— Да, а что тут такого? Я ведь говорил, что жил в вашей стране и ел ваши сладости, а когда вернулся сюда, то научил наших кухарок готовить всякие маффины, кексы, торты и пирожные. Только ваш сахар вредный для здоровья, мы добавляем сок диабонского тростника.
— А я обожаю пирожные и кексы с вишнёвой начинкой, — призналась я.
— Мне тоже. Но ваши вишшни у нас не растут и черешшни тоже. У нас есть свои, они называются маннака. На вкус очень похожи.
— Хорошо. Тогда мне, пожалуйста, маффины с маннакой, булочки с линной и каррадиновый чай. А также похлёбку с курицей и салат.
— С ку… тогда закажем с унданом. Это очень похоже на вашших индеек. К обеду будет готова.
«Главное, чтобы потом не произошло несварения», — подумала я.
— Пойдём, Мари. Скоро нам принесут сладости и чай. Моя сестра уже поела и ушла по своим делам, мы можем побыть одни.
Он вновь взял меня за руку и повёл коридорами, как я поняла, в помещение, предназначенное для утренних, дневных и вечерних трапез. Говоря начистоту, я была под большим впечатлением от поведения и манер Бастиана Эдарри, которые настолько отличались от Генкиных, что даже не подлежали сравнению. Похоже, этот экземпляр был из разряда «настоящий мужчина, каких не бывает в реальной жизни, потому что они давно вымерли». Это ощущалось в каждом его движении, взгляде, вздохе, жесте и речи. И, разумеется, в поступках. Я покорно следовала за ним, хотя больше всего хотелось побыть наедине с собой и спокойно, простите, пожрать, без присутствия этого настырного и навязчивого типа. А что, если попросить его сейчас о том, чтобы мне принесли завтрак в спальню, а он пускай поест один или в компании кого-нибудь из своей родни?
Но оказалось, что он, ко всему прочему, ещё и умел читать мысли либо каким-то иным образом улавливать их поток и направление.
— Я знаю, о чём думает девушка с другой планеты, которая идёт рядом со мной, — с улыбкой выдал он. — Но она зря надеется, ведь сегодня ей суждено завтракать и обедать вместе со мной.
Инопланетянин хренов, мать его за ногу…
— Может быть, ещё и ужинать? — с сарказмом спросила я.
Точно. Это был полный антипод Генки. Да и те, с кем я до него знакомилась и встречалась, были лишь блеклой тенью в сравнении с этим монстром.
— Может быть, и ужинать. Если хорошая девушка Мари согласится попасть вместе со мной на званый ужин.
— На званый ужин?! Только не это… тогда оставьте мне еды после обеда, я поужинаю одна или с вашими кухарками. К званым обедам и ужинам я пока не готова.
В ответ Бастиан укоризненно покачал головой.
— Ладно… что-нибудь решим. Я сам принесу тебе еды на ужин. Отказываться нельзя, милая Мари, ты и так худенькая…
В ответ больше всего на свете захотелось дать ему затрещину. Что я, собственно, сделала бы с превеликим удовольствием, если бы этот выводящий меня из равновесия тип вовремя не перехватил мою вторую руку. Взгляд его потемнел и заметно потяжелел, как небо перед грозой. Он уставился на меня в упор, и я заметила, что в глазах его полыхнуло золотисто-янтарное пламя, а зрачки стали примерно как у кота.
Меня бросило в жар. Я зажмурилась.
— Боишшься? — процедил он. — Не стоит проявлять агрессивность там, где она не нужна и может принести вред. Запомни это, Мари. Я не намеревался сделать тебе ничего плохого, чтобы так на меня реагировать.
Эти слова были произнесены довольно жёстко, почти без шепелявости и даже без привычного «растянутого» акцента.
— Простите… Вы меня напугали… — думая совсем о другом, промямлила я.
— Вот как? — удивился он. — Чем же?
— Ваши глаза…
— А что с ними не так?
В этом вопросе сквозило явное лукавство. Выражение лица Бастиана заметно смягчилось, взгляд снова стал лучистым и добрым, на лице появилась улыбка. Мы вошли в просторную комнату для трапез, в которой горел камин, причём явно не на дровах, а на какой-то пузырящейся жидкости, бьющей фонтаном из невидимого глазу источника. Окно здесь было расположено на потолке, а шесть стен, включая ту, где располагался полукруглый дверной проём, были обшиты досками из беловатого и красноватого дерева, причём на противоположной от камина стене был очередной гобелен — с изображением некоего королевского «пира на весь мир» и какой-то надписью местными символами, которые отдалённо напоминали буквы грузинского алфавита. Наверное, что-нибудь вроде «Приятного аппетита».
Мы не спешили усаживаться за большой, застланный узорчатой скатертью стол, посредине которого стоял широкий прозрачный сосуд с водой, в которой плавал большой белый цветок с несколькими длинными золотистыми тычинками. От него по всему помещению исходил утончённо-сладкий аромат.
— Это антенея, — пояснил Бастиан, указав на цветок. — Моя сестра очень любит эти цветы.
— Очень красивый цветок, — согласилась с ним я. — Похож одновременно на лотос и ваниль. Здесь всё так необычно — и цветы, и люди…
— Скажу прямо, — продолжил он. — Физически мы похожи на вас и даже делаем тот же вид, причина тому — древняя связь между вашим миром и нашим. Порталы…
— Хотите сказать… ваш мир населяют такие же потомки обезьян, как и мы?
Бастиан усмехнулся.
— Хочу сказать, дорогая Мари… ваши учёные слишком… надо вспомнить это слово… примитивно представляют себе сотворение человеческого рода.
— Может быть, — согласилась с ним я чисто из-за нежелания вести дискуссии на пустой желудок. — Но… что значит то, что я видела в ваших глазах, когда вы на меня рассердились?