Толстые наросты морских желудей не помешали «подводному уху» уловить свиристенье лодочных винтов. Под обманчиво безжизненным черепом капсулы бесшумно сработала электронная автоматика…
Вахтенный оператор береговой гидроакустической станции «Сан-Педро» лениво подпиливал острые косточки маслин. Он глотал их для пользы пищеварения, ибо был уверен, что маслинные косточки рассасываются в желудке, как пилюли.
На пульте сигнализации уныло тлели синие огоньки молчащих гидрофонов.
В соседней комнате сидел репортер телевизионной компании «Телеандр» Дэвид Эпфель и просматривал то, что ему удалось записать сегодня на видеомагнитофон. Эпфель вглядывался в экран, кривил губы. Он был недоволен материалом. Он вел на «Телеандре» военно-морскую хронику и вот уже целый год безуспешно пытался преподнести зрителям «гвоздь сезона», подобный «Архелону». Сорокалетний и до недавнего времени малозаметный репортер сделал себе имя на «Архелоне» в тот день, когда пощелкал перед микрофоном кнопки на рукояти пуска ракет. Это он первый принес на «Телеандр» сенсацию: на борту стратегического атомохода - суперлепра ХХ. Это он вел встречи в эфире узников подводного лепрозория с их родственниками. Это он интервьюировал «врача-гуманиста» О’Грегори, бесстрашно отправившегося в подводный ад.
С тех пор, как Дэвид Эпфель прочитал телезрителям последнюю радиограмму с «Архелона», интерес миллионов к несчастной субмарине постепенно пропал и соответственно уменьшились гонорары «флагманского репортера флота», как любил называть себя Эпфель.
Нынешнее задание отнюдь не грело репортерское сердце - реклама противолодочного самолета «Орион», по сути, мало чем отличалась от рекламы колготок или шампуня для собак.
Вот на экране возникла низколобая морда четырехмоторного «локхида», наплыв на белую надпись под стеклами пилотской кабины - «майор Джексон». А вот и сам майор Джексон, командир воздушного корабля, - тридцатилетний блондин с челюстью боксера и красивыми губами. Говорит Джексон: «Как видите, наш «Орион» весьма похож на пассажирский самолет типа «Электра», какие курсировали раньше между Нью-Йорком и Сан-Франциско. Это аэромагнитометр - главный наш инструмент для обнаружения погруженных подводных лодок».
В кадре появляется «флагманский репортер»: «Не правда ли, это похоже на то, как если бы моя жена уронила в пенную ванну иголку, а потом искала бы ее с помощью магнита?» Подобными сравнениями Эпфель снискал себе популярность у зрителей: какую бы сложную технику ни представлял он с экрана, его репортажи были понятны любой домохозяйке.
«Да, - снисходительно улыбнулся майор. - Только иголка прилипнет к магниту, и дело с концом. У нас же сработает прибор, который покажет, что под водой находится большой кусок железа - подводная лодка.
Аэромагнитомер - лишь один из инструментов, с какими мы охотимся за субмаринами». Джексон хлопает по спине высокого парня в сером комбинезоне: «Лейтенант Говард. Оператор газоанализаторной установки «Снифер». Его аппаратура обнаруживает в атмосфере выхлопные газы от работающих дизелей подводной лодки.»
Комментарий Эпфеля: «Электронное чутье наводит ваш «Орион» по газовому шлейфу, как нос ведет ищейку по запаху следа?»
«Точно так, - кивает майор и кладет руку на плечо коренастого крепыша: - Петти-офицер Кремер. Любит восточные сладости и полных блондинок. Это не мешает ему быть добрым баптистом и не мешает вести поиск субмарин с помощью теплопеленгатора. После прохода подводной лодки на поверхность всплывает ее тепловой след. Температура его ничтожна - на одну десятитысячную градуса кильватерный след теплее водной среды, но этого достаточно, чтобы Кремер доложил мне курс субмарины».
Майор Джексон благодушен, как фермер, представляющий своих помощников. «Мастер-сержант Бил Шенк. Лучший бейсболист острова Сан-Педро и шестнадцатый сын в семье чикагского мормона. Обслуживает аппаратуру по регистрации биологического следа подводной лодки». Предупреждая идиотский комментарий репортера, майор поспешил с объяснениями: «За каждой лодкой тянется шлейф из погубленных микроорганизмов».
«Но каким же образом улавливают его приборы?!» - искренне, не для публики, а сам по себе изумился Эпфель.
«Военная тайна!» - обескураживающе улыбнулся командир «летающей лаборатории».
«А что вы делаете, если след - тепловой, дымовой или планктонный - приводит вас к крадущейся под водой субмарине?»
«Мы сбрасываем радиогидроакустические буи».
«Вот эти? Как они похожи на огнетушители!»
«Эти огнетушители бывают двух типов: активные - пеленгуют лодку звуковыми лучами и выдают нам по радио данные о ее движении; пассивные - слушают шум лодки и транслируют его на борт. Бортовая ЭВМ сверяет спектр шума с образцами в электронной памяти и сообщает мне тип лодки, ее название и фамилию командира».
«Браво! Это похоже на то, как шериф определяет отпечаткам пальцев личность преступника». «Совершенно верно. Шумовой спектр каждой лодки так же индивидуален, как у человека - кожные узоры».
«И что вы делаете, если подводная лодка чужая?»
«В мирное время следим. В военное - сбросим на нее атомную глубинную бомбу «Лулу».
«Лулу? Это имя придумал Аполлинер для своей возлюбленной! А как зовете свою возлюбленную вы, майор?»
Лицо Джексона тает на экране в сладчайшей улыбке: «Мими, если будет угодно, сэр!»
Этой фразой репортаж кончался. Эпфель пришел в ярость от убогости того, что записано. Он едва не нажал красную клавишу «стирание», как из аппаратного бокса его позвал вахтенный оператор. На светокарте срединной части Атлантики мигал индикатор гидрофона №144.
– Кажется, вам повезло! - усмехнулся офицер. - В кои-то веки в нашем районе неопознанный гидросферный объект. Скорее всего иностранная подводная лодка.
– Русская?! - У Эпфеля перехватило дыхание.
– Во всяком случае наших здесь нет… Поторопитесь! Экипаж самолета - бортовой номер дюжина - занимает свои места.
Все восторги по поводу редкостной удачи Эпфель загнал на дно души. Схватив портативный магнитофон, он опрометью бросился на стоянку, где дежурный «Орион» уже прогревал моторы. «Флагманскому репортеру» отвели место в проходе между кабинками операторов теплопеленгатора и газоанализатора. Весь полет за экранами индикаторов следили не глаза Эпфеля, а два живых объектива мониторов «Телеандра».
Майор Джексон вывел свой «Орион» в точку гидрофона №144. Он снизился так, что ветер стал швырять соленые брызги в лобовые стекла самолета. Джексон включил стеклоочиститель. Размеренно заходили щетки, и пилотская кабина напомнила майору уютный салон родного «форда».
Подводную лодку они взяли со второго галса - по радиационному следу.
Джексон поплевал на большой палец и нажал им на клавишу с надписью «сброс РГР». В воду посыпалась первая партия радиогидробуев… Выставив из воды усики антенн, буи ожили, посылая в толщу глубины сигналы, сплетавшиеся в ловчую сеть звуковых волн.
«Вахту» - какое промозгло-сырое, студеное слово для одних и нудное, сонно-укачивающее - для других. Вахтенный акустик «Архелона» матрос Бритт дремал, разморенный теплом электронных блоков станции. Ему грезилось, что он греется на флоридском пляже под настоящим летним солнцем, которого он не видел толком вот уже пятый год. Желтый головастик рисовал на экране полную подводную тишину - ровный круг. Бритт не заметил, как головастик слегка сбился и вычертил лимон с пупырышком в сторону правого борта. В наушниках, сдвинутых на виски, возникли слабые писки, но акустик уже забыл, как звучат посылки, испускаемые «квакером».
Бар-Маттай заглянул в рубку акустика и, заметив тревожное мигание индикатора, приложил брошенные головные телефоны к ушам. Среди привычных забортных шумов Бар-Маттай услышал четкие писки буев-шпионов.
В центральном посту за спиной Роопа Бар-Маттай нажал педальку ревуна боевой тревоги.
Все вокруг вздрогнули от полузабытой трели.
– В чем дело? - надвинулся на Бар-Маттая старший офицер.
– Из глубины грозит опасность нам… нараспев, будто строчку стиха, произнес Бар-Маттай.
Рооп, всегда сдержанный, взъярился: