— Значит, вы только пять лет назад вернулись в Аллердейл?
— Да, сразу после смерти отца, — кивнул мистер Шарп. — Вы спросите, как он умер, да? Удар. Он был тучным и не в меру раздражительным человеком, его легко было разозлить. Пустяк вроде новости в газете или невежливого взгляда служанки мог вызвать целую бурю.
— Вы тоже вызывали эту бурю, когда были ребёнком?
Мистер Шарп грустно усмехнулся:
— Я более, чем что-либо ещё. Отец не гордился таким сыном. Видите ли, доктор Ватсон, я не большой любитель физических упражнений, плохо стреляю, не очень люблю лошадей, а в детстве, до школы, ещё и был крайне застенчив. Как-то раз в пылу гнева отец едва не задушил меня. А когда его оттащили, он выкрикнул: «Если ты будешь мёртв, то больше меня не разочаруешь», — он процитировал эти слова с улыбкой, словно они его совершенно не задевали.
— Чудовищно! — сказал я с чувством.
— Я не скучал по нему, — просто заметил мистер Шарп.
— А что ваша мать? Как она выдерживала его характер?
— Полагаю, первое время ей было непросто. Слуги рассказывали, что она много плакала в первые годы их брака. Но со временем она привыкла и стала безучастной. Думаю, она хотела противопоставить холодность его жару и спокойствие его гневу.
— Не очень-то весело вам с сестрой было в этом доме со вспыльчивым жестоким отцом и безучастной ко всему матерью, — покачал я головой. — Я понимаю, мистер Шарп, вам тяжело об этом вспоминать…
— Но я сам согласился, чтобы мистер Холмс приехал сюда, — заметил он. — Я знал, что вы будете спрашивать меня о времени, которое я бы предпочёл никогда не вспоминать. И я готов.
Холмс в этот момент достал небольшую складную подзорную трубу, разложил её и вгляделся куда-то вдаль, за горизонт. Такое равнодушие к делу, за которое он сам взялся, сильно меня удивляло. Но за годы приключений я научился доверять своему другу, а потому просто продолжил говорить с мистером Шарпом, тем более, что Холмс никак не мешал мне и не пытался меня остановить.
— Как умерла леди Шарп? — спросил я.
И мистер Шарп рассказал мне следующее:
— Она принимала ванну. Люсиль помогала ей, мыла волосы. Потом она отослала Люсиль за чистыми полотенцами. Когда Люсиль вернулась, мама уже была мертва. Кто-то раскроил ей голову кухонным тесаком. Повсюду была кровь. Люсиль закричала, я прибежал на крик. Мы тут же позвали слуг, за ними прибежал отец. Приехала полиция, потом отец позвал частных детективов. Но никто не нашёл никаких следов убийцы. Ничего. Спустя месяц отец отправил меня в пансион. А Люсиль поместил в лечебницу для душевнобольных.
— Почему? — мисс Шарп можно было назвать резкой или нервной особой, но впечатление сумасшедшей она не производила.
— Из-за… — мистер Шарп заколебался, — из-за того, что она твердила, что маму убил призрак.
— Призрак? — переспросил я.
— Люсиль до сих пор в это верит, но не хочет об этом говорить. Это та причина, из-за которой я скрыл от неё истинную суть вашего приезда в Аллердейл. Эта история с полицейским обвинением уже достаточно взволновала её, я не хочу, чтобы ей стало хуже. Люсиль не безумна, поверьте! Она просто была очень напугана.
— Или же леди Шарп убил призрак, — как-то невнятно сказал Холмс. Я посмотрел на него в глубочайшем удивлении — от моего друга едва ли можно было ожидать таких высказываний. А вот мистер Шарп как-то отчаянно, но тихо спросил:
— Это действительно может быть правдой, мистер Холмс?
— Пока в этом деле много неясного, мне ещё известны не все факты, — ответил он. — А раз так, я предпочитаю не строить пока никаких теорий. Вы же можете придерживаться любой, которая вам ближе.
***
— Что ж, — сказал я на следующий день утром, — начнём с этого старика Билли, а потом поговорим с кухаркой и кучером?
Холмс, который в этот момент внимательно разглядывал каминную полку, сказал:
— Нет-нет, Ватсон, сейчас мне нужно подумать. Впрочем, вы сами могли бы расспросить его.
— Вы так думаете? — мой вопрос был оправдан, поскольку не раз Холмс указывал на то, что мне недостаёт наблюдательности.
— Вы так тщательно изучаете мой метод, что, уверен, сможете применять его, — по тону Холмса было непонятно, говорит он серьёзно или шутит.
После некоторых колебаний я всё-таки решил действовать — может, у пассивности Холмса и была причина, но я её, во всяком случае, не видел. Прихватив блокнот, я по очереди опросил всех слуг.
Вот, если оставить в стороне посторонние замечания, к которым имел склонность Билли, ругань кучера и постоянные просьбы повторить вопрос от глуховатой кухарки, изложение всего, что я узнал.