— Матерился, скорее всего. На родном нашем. Великом и могучем, — прокомментировала я. — Драконьим ругательствам не успел обучиться, а эти с детства знакомы.
— Агапи! — одёрнул меня дед. — Это не смешно. Хорошо, что он не успел присягу принять — без трибунала обойдётся. Но то, что Виктора теперь исключат из Учебки — однозначно. Скажи, после этого он куда пойдёт? Никто в родной мир возвращать его не будет. Магоресурсы нужны для более важных дел. Чем он станет заниматься? Гражданства нет, профессии востребованной нет, средств для существования нет. И репутации больше нет.
Дела… Понятно, что сорвало крышу парню неслабо. Столько всего на него навалилось. Увольнение из Армии, внезапный перенос в иномирье, новая, не похожая ни на что жизнь. Девушка понравилась, но и тут облом. Кого хочешь накроет, когда вселенная по воле своей беспрестанно швыряет, как щепку в горной речке, поочерёдно ломая планы и руша мечты.
— Где он сейчас?
— В изоляторе, где провинившихся закрывают.
— Могу с ним поговорить?
Незнакомый сержант-воспитатель вёл меня по гулким коридорам. Здесь не было сумрачно или сыро. Решёток на окнах нет, и замков пудовых на дверях тоже нет. Обычное крыло здания. Правда, равноудалённо расположенное от офисных и учебных этажей. Светло, тепло и тихо.
— Мне войти? — спросил сопровождающий, открывая дверь. Увидев, что я отрицательно покачала головой, пожал плечами. — Как угодно. Но я здесь подожду.
И показал на одинокую табуретку у стены.
Виктор лежал на узкой кровати, отвернувшись лицом к стене. Не понятно, то ли он спит, то ли видеть ничего и никого не хочет. Белоснежный комбинезон первокурсника сменили серые штаны и такая же куртка, которая задралась на пояснице, демонстрируя бледную, незагорелую кожу.
Горло сжало спазмом эмоций. Бедный мальчишка, что же ему так не везёт? Но я, отогнав ненужные слёзы и жалость, громко скомандовала по-русски:
— Боец, встать!
Годами выработанная привычка дисциплины, условный рефлекс на команды намного сильнее эмоций.
Виктор вскочил, как отпущенная пружина. Куртку одёрнул, волосы пятернёй пригладил и вытянулся по стойке «смирно» так, что, казалось, мышцы звенят.
А потом он осознал, кто тут командный голос отрабатывает, и всё резко изменилось. Словно из парня воздух выпустили. Сначала погасли глаза, следом обмякло тело, черты лица исказились. В полминуты образец бравого вояки трансформировался в унылого, крепко побитого жизнью человека средних лет. Виктор устало опустился на кровать, ссутулился, свесив руки между колен, и заплакал.
Делал он это неумело. По-моему, даже не очень осознавая, что с ним происходит. Слёзы капали на пол, оставляя на серой поверхности тёмные, разлапистые кляксы.
Подошла вплотную, обеими руками приподняла голову и щекой прижала к своей груди. Казалось бы, не сделала ничего особенного, но словно эмоциональную плотину прорвало. Тихие слёзы превратились в глухие рыдания, которые Виктор силился, но не мог остановить. Пряча лицо, он с силой вжимался в сгиб моей руки, а я гладила его по голове, по спине и плечам и, заговаривая душевную боль, шептала:
— Всё пройдёт. Всё будет хорошо. Всё наладится.
Нескоро, но постепенно спина перестала вздрагивать, слёзы иссякли. И я закончила нашёптывать. Только надрывные всхлипы время от времени нарушали тишину камеры. С трудом оторвавшись от продолжавшего смущённо прятать лицо Виктора, прошла к столу и налила из кувшина воды в кружку. Присела рядом на кровать, протянула страдальцу:
— Попей.
Не принято в нашей культуре мужчинам плакать. Считается, что сильный человек не имеет права на слёзы. «Что ты разнылся, как девчонка? Не хлюпай носом — не будь бабой!» — обычная реакция на несдержанные эмоции. А результатом накопленных и непроявленных обид, переживаний и горестей становятся инфаркты, инсульты или уход от действительности через алкоголь или наркотики.
Предложенная вода была осушена в несколько глотков. Следующий стакан Виктор налил себе сам.
— Кажется, я первый раз за всю жизнь плакал, — отпив воды, каким-то тяжёлым голосом сказал он. — Наверное, когда совсем малой был, когда себя не помнил, ревел, но как в понимание вошёл — нет. Нельзя в детском доме показывать свою слабость. Я никогда не стремился в командиры, но и шпынять себя не позволял. Дрался за свою вольницу, чтобы ни под кого не прогибаться. Даже если в кровь изобьют, не ревел. Зубы сожму и терплю. Сегодня-то что случилось? Что ты сделала?