Анна Иоанновна чувствовала себя в этот день хуже обыкновенного. Ее желтое, сильно отекшее лицо порою выражало невыносимое страдание. Доктора уже давно признали недуг императрицы неизлечимым, и только самовластный Бирон не хотел или не мог понять, что, причиняя императрице горе и тревогу, он этим самым ускоряет гибельную для него развязку.
— Эрнест! Ты чем-то расстроен? — почти заискивающим голосом спросила императрица, называя старого герцога прежним ласкательным именем, что она делала все реже и реже. — Что-нибудь случилось? Да?
— Ничего нового! — резко, почти крикнул в ответ гордый вельможа, совершенно забыв, что он говорит не с равным себе. — Случилось то же самое, что ежедневно случается при вашем дворе и при вашем слабом и неумелом управлении!.. Дерзкая девчонка, недовольная тем, что оскорбила меня и мою супругу-герцогиню, оскорбляет еще и вас и явно смеется над вашими приказами и распоряжениями!
— Я не понимаю, о ком ты говоришь, Эрнест!
— Не понимаете? Скажите, пожалуйста!.. О ком же, как не о вашей возлюбленной племяннице, принцессе Анне, которая продолжает свои шашни с этим негодяем Линаром и под вашим носом переписывается с ним и назначает ему свидания!
— Переписывается? Свидания назначает?!.. Откуда ты берешь все это?
— Не по-вашему же мне сидеть и глазами хлопать, в то время как надо мной смеются и в грош не ставят моих приказаний!.. Я не в вас!.. Я все вижу и все знаю, что делается вокруг меня!..
— Но ведь ты сам говорил, что этого Линара скоро уберут?
— Да ведь еще не убрали!.. А между тем он к Анне Леопольдовне ежедневно записочки посылает и свидания ей назначает!
— Да ведь ты сам этого не видал?
— Еще бы я лично видел! Да я, кажется, на месте их обоих уложил бы.
— Ты забываешь, что говоришь о моей родной племяннице и о будущей наследнице русской короны.
— Тем хуже для вас, что вы не умели лучше воспитать свою близкую родственницу и надумали надеть российскую корону на такую пустую голову!
— Эрнест! Опомнись!..
— Не смотрите на меня так величественно и не меряйте меня такими строгими взглядами! Я, как вы хорошо знаете, не из трусливых, меня ничем не испугаете! Я повторяю вам: вы так распустили свою племянницу, что весь двор на нее пальцами указывает, и для нее было величайшим счастьем и почти спасением честное и блестящее замужество, которое я великодушно предлагал ей.
— Да ведь она выходит замуж… Это — вопрос решенный!
— Я не об этом замужестве говорю, — нетерпеливо топнул ногой Бирон. — Я говорю о своем сыне.
— Да! Но что ж мне было делать, если герцог Петр не сумел понравиться Анне?
— А этот немецкий идиот, вы думаете, сумеет приглянуться ей? — насмешливо спросил Бирон.
— Я этого не говорю, но этот вопрос решен окончательно, и все готово.
— Вплоть до коллекции ее любовных писем к этому накрахмаленному Линару… Приданое, надо признаться, довольно оригинальное!
— Ах, Боже мой!.. Ты взялся выжить Линара от моего двора и выживай, как сам знаешь… Мне надоело слышать ежедневно одно и то же.
— Кто ж в этом виноват? Не я, конечно. Ведь не я переношу принцессе Анне письма ее любовника.
— Опомнись, герцог! Что ты говоришь?.. Какие выражения ты употребляешь?
— Ах, Боже мой, какие нежности!.. Кому же, как не любовнику, посылают записочки и назначают ночные свидания?
— Докажи, что это так! Докажи! — в свою очередь вспылила императрица.
— Доказать нетрудно. Где в настоящую минуту ваша племянница?
— У себя в комнате, наверное; где же ей быть?
— А с кем она там беседует?
— С Юлией Менгден, вероятно. С кем же ей больше проводить время?
— Менгден зовут Юлианой, а не Юлией! — поправил герцог. — Что у вас за страсть искажать имена?
— При дворе все зовут ее Юлией, и я не хочу отставать от других, тем более что она на днях примет православие.
— Ну, крестинами занялись от нечего делать! — махнул рукой Бирон. — Вот уж подлинно, как ваша русская пословица говорит: «Чем бы ни тешился ребенок, лишь бы громко не кричал!»
— Такой пословицы нет, — рассмеялась императрица, — есть поговорка: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало».
— Ну, не все ли равно, так или иначе выражается мужицкая глупость на вашем глупом русском языке? Я повторяю вам свой вопрос: с кем беседует в настоящую минуту ваша племянница?
— А я повторяю тебе, что не знаю… Ведь не станешь же ты уверять меня, что к ней в апартаменты прошел Линар?