— Забудь, Капитоновна, поповича! — заворчал Ерш. — Я не признаю ни отца, ни бога, ни духа святого!
— Успокойся, кормилец мой, успокойся, — залепетала бабка, уступая дорогу матросу. — Не шуми, мил-человек, ныне ясновидящая шибко недомогает. Уж только тебя, племянника Солеваровых, согласилась принять. Будь уж почтительней… желанный…
В глухой узкой комнатке на двух низких скамьях возвышался массивный, но короткий гроб. В нем лежала, на высокой мягкой подушке, гадалка. На волосы и лицо наброшена темная вуаль. В скрещенных руках дрожала тонкая свеча — единственный источник света. Погаси — и темень задушит.
За спиной Ерша Капитоновна защеколдила дверь. От лежащей в гробу исходил лежалый душок. Склеп да и только!
— Вот и свиделись, Георгий Победоносец, — прошамкала умирашка, шевеля губами кисею. — Спасибо тебе, гордый человек, за доверие к старухе. Знаю, не веришь ты в бога, а мне веришь. Премудрость человека непостижима: не сразу я научилась читать души людские и не сразу познала секрет, как заглянуть вперед…
— Ближе к делу, старая! — не утерпел Ерш. — Зачем я пришел?
— Ранила твое сердце чернявая, но чую, что тебя тревожит еще вопрос — мерещится казенный дом с решеткой.
«Не в бровь, а в глаз», — подумал он и шагнул к гробу:
— Чего привязались? Чего им нужно от меня?!
— Вижу бумагу с гербом, а на ней печатные буквы со страшными обвинениями. Вижу фанерные листы с ликом богоматери. Вижу твой пистолет с якорем на рукоятке…
— Не спеши! Где мои эскизы? Кто спер?
— Один лист в казенном доме, а другой на квартире красного дракона, который сегодня испустил дух.
— Врешь, старая!
— Не веришь — уйди. Но знай, что пистолет твой в руке красного дракона…
— Как так?!
— Молчу. В твою душу вкралось сомнение…
— Говори! Верю! — Он смягчил голос: — Посадят меня?
— Тебя спасет человек под кличкой Рысь.
— Кто он такой?
— Давний друг твоего батюшки…
— К черту! Обойдусь без Рыси! — Георгий положил рядом со свечкой золотой портсигар: — Будет Груня моей?
— Будет, добрый человек, если ты не отвернешься от Рыси…
— Где Рысь?
— Пройди на кухню, там тебя ждет вожатый.
— Смотри, старая, за обман…
— Счастье и ласку в твои руки…
В дверях Ерш оглянулся: свечка горела, а золотой портсигар исчез. Матрос подумал: «Интересно, куда прячет добро?»
— Ба-а! — воскликнул он, входя в кухню. — Ты откуда взялся, Пашка?
Они выпили самогонки и закусили пирогами с рыбой. Ерш догадался, что Пашка Соленый не редкий гость в этом доме. Он развязал узел и, встряхивая брюки с пиджаком, окинул коренастую фигуру матроса:
— Как раз по твоим костям…
— Прятать собрался?
— Угадал! — осклабился вожатый. — Так схороним, ни один легавый не найдет!
Пашка передал костюм Анархисту и обратился к бабке, возившейся возле самовара:
— Капитоновна, ты служила няней в госпитале?
— Служила, кормилец мой, служила.
— Стригла больных да раненых?
— Приходилось, соколик.
— Принимай! — Соленый вручил бабке блестящую машинку для стрижки и взглянул на рыжую копну волос Анархиста: — Придется снять гриву…
Ерш хотел плюнуть в насмешливую рожу Пашки, но вспомнил про неведомую Рысь и смирился. Он понял, что Соленый все делает по чужой указке…
— Где Рысь?
Пашка приложил кривой палец к бледным губам:
— Цыть! Переодевайся…
— Где Рысь?
— Спать будешь тут — на сеновале…
— А Рысь?
— Придет к тебе…
«Неужто тетка Вера?» — с усмешкой подумал Ерш и швырнул костюм:
— Сначала волосы долой!
На дворе ночная темень спрятала деревья, забор и хлев. Было тихо. Где-то вдали лаяли собаки. Тянуло навозным теплом. Под ногами путалась солома…
Ерш взялся за лестницу, прислоненную к коровнику, и стриженой головой почувствовал холодок. Он ладошкой потер затылок. И ледок спустился пониже, в самую душу. Не о такой жизни он мечтал, возвращаясь на родину.
«Забрили», — с грустью подумал свободный художник, поднимаясь по лестнице.
Открылась дверца сеновала, и незнакомый голос (не то мужчины, не то женщины) прошептал из темноты:
— Ложись и слушай…
— А ты кто?
— Не узнал, Жёра? — спросил незнакомец с одесским акцентом. — Мы с тобой, кореш, вместе ходили в бардачок на Молдаванке, вместе насильничали на Полтавщине, вместе удрали с фронта, вместе разбирали рельсы под Болотом, когда кулаки бузили, вместе очистили кассу иконописцев, вместе жарили в очко в шайке Леньки Пантелеева и вместе повиснем на одной перекладине, если попадем в лапы дзержинцев…