— У вас почему рука дрожит?
Шагнув вперед, Алеша различил девичью фигуру в белой накидке. Большие темные глаза походили на впадины.
— Ты кто такая?! — строго спросил он.
— Ваше обращение на «ты» — признак близости. Вы давно знаете меня?
«Зубастая», — подумал Алеша и, смягчая голос, сказал:
— Танцы закончились. Зачем полуночничаете?
— Люблю ночные прогулки…
— Одна? И не боитесь?
— Мистер Шерлок Холмс, вы сегодня дважды напали на ложный след…
— Нина?! — изумился Алеша. — Зачем вы здесь? И в таком костюме?!
— Костюм летний. Люди в темноте шарахаются от меня, а вы накинулись. Не случайно мой отец заинтересовался вами…
Леша смущенно пробурчал:
— Проводить вас?
— Спасибо. Я не боюсь. Впрочем, у меня недоброе предчувствие. — Она зашагала рядом с Алешей. — Сегодня весь день один вспыльчивый субъект пытался объясниться с моим отцом…
— Карп, что ли?
— Да! — отозвалась Нина и прибавила шагу. — Как вы думаете, сколько людей ежедневно на нашей планете ссорятся из-за ревности?
— А разве есть такая статистика?
— Скорее, можно ли учесть?
Леша вспомнил, как однажды Карп ревниво грозил старшему брату: «Убью! Дом сожгу!»
Нина намекнула, что отец взял шефство над певицей Ланской, а Карп категорически против этого шефства.
— Пойдемте, Алешенька, быстрее!
И они устремились на шум Муравьевского фонтана…
Профессор Оношко лежал в постели. Он был еще в обмороке. Возле него хлопотала дежурная сестра Тамара Ланская. Она, в белом халате и белой косынке, положила шприц на столик и растерянными глазами встретила Нину с Алешей:
— Не беспокойтесь… пульс нормальный…
Леша остановился в дверях, а дочь кинулась к отцу:
— Что с ним, Тамара Александровна?
— Нервный шок…
Аким Афанасьевич открыл глаза. Он виновато посмотрел на дочь, на Ланскую, на своего ученика и снова сомкнул отяжелевшие веки.
Нина отозвала в сторону Тамару Александровну и вопросительным жестом обвела комнату:
— Что здесь произошло?
— Не знаю, — замялась Ланская. — Ко мне в дежурку пришел Карп и сказал: «Срочно к профессору». Вхожу. Ваш отец у порога, вниз лицом. Я повернула его на спину. Он был без чувств. Карп крикнул лифтера, и мы с трудом подняли тело на кровать…
— На нем есть следы побоев?
— Нет, по-моему. — Тамара Александровна обратилась к Алеше: — Подожди меня. Я сейчас сдам дежурство и пойду к вам…
Нина, видимо, представила Карпа нападающим на «охрану» Ланской и предупредила Алешу:
— Будьте ко всему готовы…
— Да, да, мальчик мой! — вскинул голову учитель. — Закройте окна и двери, иначе он опять влезет!
Они шли молча. Только на горбатом мостике Ланская задержалась и, видимо, после долгих раздумий, доверилась:
— Нет, нет, я не поеду в Петроград!
— Но ведь Карп житья не даст.
— Даст. — Она загадочно прошептала: — Есть такой человек, Лешенька, который утихомирит Карпа…
«О ком она?» — заинтересованно подумал Леша, но не спросил.
В доме Роговых чердачную комнату называли «голубятней». Ее занял Воркун. Вещи помогли перетащить Сеня Селезнев, Федька Лунатик и Алеша Смыслов. Они же сообщили Ивану Матвеевичу последние новости.
От Сени он узнал, что Карп завладел дневником Леонида и заявил: «Никому не покажу!»
Федя обратил внимание на тот факт, что гадалка до сих пор не обращается за помощью в угро: на поиски вора она организовала своих людей. «Видать, боится конфискации», — заключил Лунатик.
Отрадную весть сообщил Алеша. Ланская отказалась ехать в Петроград с профессором Оношко.
— Ну а вообще… поедет учиться? — уточнил Иван.
Эту ночь Тамара Александровна ночевала у Смысловых. Алеша слышал, как певица сказала матери: «Я сорвала голос. Теперь поздно учиться».
Иван знал, что Ланская хотела бежать из Руссы от Карпа. Выходит, сейчас она не боится младшего Рогова. Что же произошло?
Воркун выпустил Пальму на двор и невольно взглянул на флигель, освещенный вечерним солнцем. На окнах подняты жалюзи, и дверь приоткрыта. Не зайти ли?
В этот момент распахнулось окно флигеля, и Ланская взмахом руки позвала Ивана.
— Я ждала вас, Иван Матвеевич, — призналась она, пропуская его в прихожую. — Как хорошо, что вы переехали! И как было бы приятно, если возродились бы воскресные концерты. Хотите чаю?
— Нет… благодарю… — застеснялся он и погладил собаку: — Вот разве Пальме что-нибудь… Я дам команду…