— Я никак не могу привыкнуть к этой манере, — сказала она, вводя его в уютную маленькую гостиную, обставленную очень старомодно. Эллери показалось, что он очутился в Англии XIX века. — Я имею в виду американскую привычку мгновенной фамильярности. Впрочем, садитесь на то моррисовское кресло, Эллери, — извольте, если вы так хотите.
— Хочу. — Он сел и осмотрелся. — Я вижу, вы сохранили верность прошлому.
Она тоже уселась в старинное кресло и, казалось, утонула в нем.
— А что еще осталось у старой англичанки? — спросила она со слабой улыбкой. — Я знаю, что это звучит, как отвратительная англофилия. Но так трудно оторваться от своего, родного. В общем, мне здесь вполне уютно. А поездки в Нью-Рошелл, которые я иногда предпринимаю, чтобы полюбоваться розами Рейчел, скрашивают мое существование.
— Значит, это была Рейчел?
— О, да. Она сделала это по моей просьбе.
— Рейчел Хэгер ваша родственница?
— Она моя внучка. Будем пить чай?
— Не сразу, если вы не возражаете, миссис Спейн, — сказал Эллери. — У меня накопилось столько вопросов. Но прежде всего, — он сел на кончик стула, чтобы не прикасаться к кружевной салфеточке на спинке. — Вы видели его! Вы были знакомы с обоими. С Холмсом. С Уотсоном. Как я вам завидую!
— Это было так давно… Но, конечно, я помню их. Взгляд мистера Холмса был острый, как меч. А сам он такой сдержанный. Когда я вложила свою руку в его, я почувствовала, что он растроган. Он был очень мил со мной. Они оба были настоящие джентльмены. Это — самое главное. В те дни, Эллери, еще существовали джентльмены. Конечно, я была маленькой девочкой и вспоминаю их как каких-то гигантов. Наверное, в определенном смысле они такими и были.
— Позвольте вас спросить, как к вам попала рукопись?
— После того как доктор Уотсон написал ее, она перешла по желанию мистера Холмса к распорядителям состояния Осборнов. Она находилась в руках нашего адвоката, к моему счастью. Он преданно соблюдал мои интересы. Потом, когда я стала взрослой, уже незадолго до его смерти, он рассказал мне о рукописи. Я попросила отдать ее мне, и он мне ее прислал.
— Почему вы так долго ждали, миссис Спейн, прежде чем сделать то, что вы сделали?
— Не знаю, почему я ждала так долго, — сказала старая дама. — Мысль пригласить эксперта, чтобы подтвердить мое убеждение, никогда не принимала отчетливой формы, хотя и мелькала у меня в голове уже давно. В последнее время у меня появилось чувство, что надо спешить. Сколько еще я проживу? А мне хотелось бы умереть со спокойной душой.
В ее голосе слышалась скрытая мольба. И Эллери захотелось ей помочь.
— Ваше решение послать мне рукопись проистекает из содержания самой рукописи, не так ли?
— Да, конечно, Эллери. А мистер Эймс признался Рейчел, что вы послали его на розыски.
— Розыски Гранта достигли цели, хотя не той, на которую я рассчитывал, — улыбнулся Эллери.
— Дай Бог счастья им обоим. Я знаю, что он ничем не помог вам, Эллери. Я знала и то, что рано или поздно вы разыщете меня, так же, как мистеру Холмсу не составило труда найти владельца набора хирургических инструментов. Но все же любопытно, как вы это сделали.
— Это было элементарно просто. С самого начала было ясно, что тот, кто послал рукопись, и сейчас имеет личную заинтересованность в этом давнем деле. Поэтому я позвонил по телефону моему другу, специалисту по генеалогии, который занимается историей старой английской аристократии. Он без труда проследил путь от замка Шайрс, где вы жили ребенком, до вашего переезда сюда, в сан-францисскую ветвь рода. Я знал фамилии четырех девушек, знакомых Гранта, и был уверен, что одна из этих фамилий должна где-то мелькнуть в генеалогическом древе Шайрс-Осборн. От вашего брака с Барни Спейном в 1906 году мой эксперт добрался до брака вашей дочери. И вдруг, о чудо! Фамилия человека, за которого вышла замуж ваша дочь, — Хэгер, что и требовалось доказать! — Он взглянул на нее с беспокойством. — Вы утомились. Мы можем отложить разговор до другого раза.
— Нет, пожалуйста, продолжайте. Я чувствую себя хорошо. — Молодые глаза посмотрели на Эллери с мольбой. — Он был замечательный человек, мой отец. Добрый, мягкий. Он не мог быть тем, тем чудовищем. Не мог!
— Вы уверены, что вам не следует прилечь?
— Нет. Во всяком случае, пока вы не скажете мне…
— Тогда откиньтесь на спинку кресла. А я буду говорить.
Эллери взял старую, морщинистую руку в свою и начал говорить под тиканье старинных часов, стоявших в углу, и их маятник, как механический палец, стирал секунды с лица времени.