— Да, будет интересно посмотреть на церемонию.
— Я там буду.
— И я.
Сжав мою руку, Леонтьев внушительно сказал:
— Вам не советую…
XVI. Тайна сестры
Все было ново, неожиданно и печально. Никогда еще я не чувствовал себя так сиротливо и одиноко, как сейчас. Мир опустел. Организации нет!
Леонтьев говорит, что можно создать новую, но я вижу, как он сам не верит в это. Да, все плохо…
Но строить нужно. Нельзя сидеть и молчать. Конечно, наше будущее мы будем строить на крови. Для меня это не страшно. Но я ощущаю другую опасность. Всем телом, сердцем, душой, мозгом я чувствую, как в этот мир входит новая мораль. Скоро все будет позволено.
— Стоит ли жить? — спрашивал я сам себя и твердо отвечал:
— Да!
Никогда еще я не был так глубоко убежден в своей силе, как в этот час серого зимнего дня.
Без раздумий, без слов, без вопросов я отдам мою жизнь по первому приказу. Но обидно и горько бросить ее без пользы, попасть в чека и там погибнуть от грязной руки трусливого негодяя или истеричного кокаиниста.
А это может случиться. Мария Диаман не простит и не забудет. То, что я сейчас на свободе, — простая случайность. Пока меня спасает только неизвестность. Мария Диаман не знает, где я живу.
А в самом деле, где я живу? Да, стал бродягой, и у меня нет ни крова, ни пристанища, ни родных.
А Женя?
Я вспомнил о сестре.
Может быть, мы с ней больше никогда не увидимся. Разве я могу ручаться даже за следующий час? Каждая минута мне грозит арестом и расстрелом.
Завтра — совещание. Новая организация меня может послать куда-нибудь в провинцию. Все стало неожиданным! Надо спешить! Я решил пойти к сестре.
Она не удивилась. Ее обрадованные глаза были спокойны. Мы встретились так, как будто условились об этом и ждали друг друга. Но уже первые слова Жени были тревожны. Гладя меня по голове, она говорила:
— Ах, Миша, если бы ты знал, как я беспокоилась за тебя!
— Это почему же?
— Разве для беспокойства нужны причины? Ах, милый, мы переживаем такое скверное время… Я боюсь…
— А ты не бойся.
— Мне все кажется, что с тобой должно случиться что-то неприятное… А меня никогда не обманывает предчувствие.
Бедная Женя! Дорогая моя сестра! Глупая, глупая девочка! Я пришел к ней, ища успокоения, отдыха, тепла, а Женя каркает мне, пророча темный и злой конец.
Как это странно! Чем женщина искренней, тем она беспощадней. Зачем Женя говорит мне о своих предчувствиях? Как будто я сам не вижу, что хожу по краю бездны и неизбежно скачусь, сорвусь и полечу вниз.
Но сейчас об этом не хотелось думать. В комнате Жени было уютно и тепло. Я обнял сестру. Вспомнилось детство.
Зимой мы играли в снежки, лепили снежную бабу. Хорошие были зимы!
Женя сказала:
— Ну, расскажи, как ты живешь. Что делаешь?
— Работаю… понемногу…
— Ты служишь?
Я ответил не сразу. Женя повторила свой вопрос. Что мог я ей сказать?
Она спросила:
— На что же ты живешь?
Я безмолвно вынул пачку и сунул ей в руку:
— Возьми!
Женя удивленно взглянула на меня. В ее голубых глазах мелькнул испуг.
— Откуда это?
В голосе звучала подозрительность. Это было понятно. Откуда у меня могли быть деньги? Кто и за что мне стал бы платить?
С полной и совершенной искренностью я мог бы рассказать Жене о моем сумасшедшем выигрыше. Мог и не смел. В моем сознании, в моей памяти этот выигрыш как-то неразрывно сливался с Новой Деревней, с ночной тишиной, с Елагинским парком. Этого нельзя было трогать!.. Об этом нельзя было вспоминать…
Удастся ли?
Нет, это никогда не уйдет из памяти, никогда не заснет моя бедная совесть!
Я сказал сестре:
— Не спрашивай меня об этом…
Ее рука задрожала. Она выронила деньги. Испуганно, вполголоса она сказала:
— Миша, я боюсь тебя.
— Глупая!
С широко раскрытыми, насторожившимися глазами она быстро шептала:
— Миша, Миша, как страшно! Миша, я вижу, я чувствую, что-то случилось… Что?
— Ничего не случилось.
— Ты скрываешь.
Я попробовал рассмеяться:
— Ты — трусиха и фантазерка.
Смех вышел неискренним. Женя вздрогнула, и вдруг из ее удивленных, испуганных, милых глаз ручьем потекли слезы.
Она крепко обняла меня, будто от кого-то защищая и пред кем-то оправдывая, положила мою голову к себе на грудь и ласково и настойчиво попросила:
— Не лги мне!
Что она думала? Что подсказывало ей сердце? В чем тайно она обвиняла меня?