Отдышавшись, я решительно встаю с постели. На улице ещё светло; невольно обращаю свой взор на часы — половина первого. Значит, я проспала около трёх часов, успев увидеть удивительно длинный и ужасный сон.
Потянувшись к блокноту, спрятанному между кроватью и матрацем, я быстро перелистываю исписанные страницы и, добравшись до чистого листа, размашисто записываю:
«13 октября. Флоренс».
Прикусив колпачок ручки, я на секунду задумываюсь, а затем быстрым почерком описываю свой сон, который постепенно исчезает из моей памяти, пытаясь ухватить общий смысл, чтобы не забыть самое главное.
«Оно вновь назвало меня Лиссандрой. Почему? Кто такая эта Лиссандра? — одновременно с письмом думаю я, продолжая выводить ровные буквы в блокноте. — Почему продолжает терзать меня, не понимая, что я не она? Почему?»
К сожалению, вопросов слишком много, а вот ответов — ни одного. В моменты просветления мне кажется, что я абсолютно нормальна, а все эти сны лишь связующее звено между мной и какой-то таинственной историей. Ведь это меня нашли в какой-то странной комнате рядом с осколками зеркала. Это меня удочерили, не зная ни имени, ни места рождения. Мама всегда говорила, что я была подарком, дарованным небесами. Только после её смерти я поняла истинный смысл этих слов. Я буквально-таки свалилась с неба. А значит, хотя бы косвенно могу быть связана с таинственной Лиссандрой.
Отложив блокнот, я решительно встаю и подхожу к зеркалу. Бледная Немочь на месте, стоит и смотрит на меня пустыми глазищами, пугая своим видом с каждым днём всё больше. Себя я с ней давно уже не ассоциирую. Научилась разделять с тех пор, как она стала больше, чем просто моё отражение.
— Привет, — говорю я слегка подрагивающим голосом, касаясь пальцами лица Бледной Немочи. — Ты меня слышишь?
Она не отвечает, продолжая пялиться. Её рука не повторяет мой жест, продолжая плетью свисать вдоль тела. Помню, как испугалась, когда Немочь впервые вышла из-под контроля, перестав повиноваться моим движениям. Она хотела показать, что впредь я ей больше не хозяйка. Это я поняла уже после, а в тот момент визжала так, что соседи едва не вызвали полицию. Тогда и началась чехарда с кошмарами, голосами и психотерапевтами. Я знала, что рано или поздно окажусь в психушке. А всё потому, что моё отражение живёт своей собственной жизнью. Только никто, кроме меня, этого не видит.
— Фиар, я знаю, что ты хочешь со мной поговорить, — уже раздражённо произношу я, упирая руки в бока, — иначе не прилагала бы столько усилий, чтобы привлечь моё внимание. Думаешь, я не поняла, что это ты?
— Как будто это так сложно? — смеётся она, но лицо остаётся таким же незаинтересованным и мрачным, а взгляд пустым. — Мне надоело привлекать твоё внимание снами, а иначе ты даже не подходишь ко мне.
— Я хочу нормальной жизни, — говорю я, стараясь не смотреть в глаза-тоннели. — А ты не даёшь мне этого. Почему бы тебе не уйти и терроризировать кого-нибудь другого? Кайла, например, — не знаю, почему именно его имя выскальзывает из моих уст, но я успеваю увидеть кривую усмешку на лице Немочи, словно она знает, о ком я говорю.
— Что ты знаешь о нормальной жизни? — шипит Фиар, склонив голову набок. Впервые я наблюдаю в её поведении хоть какие-то эмоции. И они меня пугают ещё больше, чем привычное отрешённое состояние. — Те жалкие крохи времени, когда я потеряла тебя из виду, ты называешь нормальной жизнью? Это не жизнь. Не твоя жизнь.
— А чья тогда? И почему ты преследуешь именно меня?
— Я твой внутренний демон, Каролина, или как ты теперь называешься? — усмехается Фиар, накручивая на палец прядь волос. Я так раньше часто делала, пока не поняла, как глупо это выглядит со стороны. Спасибо Немочи. — Меня нельзя подарить.
— Очень жаль, — бормочу я, скрещивая руки на груди. — Я думаю, кому-нибудь другому такой подарочек пригодился бы гораздо больше.
Фиар вновь усмехается, но не отвечает. Разговор со мной её утомляет и разочаровывает. Иногда мне кажется, что если я доведу её, то она уйдёт, оставив меня в покое.
— Фиар, — пытаюсь привлечь к себе внимание Немочи, — слышишь меня?
— А ты меня? — эхом повторяет та, но я понимаю, что сейчас она вновь исчезнет.
— И я тебя, — осторожно говорю я, прикладывая ладонь к стеклу.