Наши научные деятели решили, что установка О-сознания сдерживает прорыв ноосферы, и включали ее на максимальную мощность при любом возмущении пси-поля. На самом деле лишь провоцируя новые выбросы энергии.
Группа Лебедева попыталась доказать несостоятельность этой теории, но была подвергнута обструкции и изолирована в своей лаборатории. Позднее им удалось бежать, переманив охрану на свою сторону, и покинуть защищенный периметр по подземным коммуникациям, не подвергаясь воздействию пси-излучения. Дальнейшая их судьба мне неизвестна.
Я бы мог находиться в центральной лаборатории по сей день, но, к счастью, мне удалось убедить коллег привлечь меня к наружным замерам возмущений пси поля в интервалах между пиками активности. Тогда еще не была налажена система дистанционного мониторинга, а я был достаточно грамотен для работы с измерительным оборудованием. В то же время моя потеря не сказалась бы на исследовательских проектах. В общем мне выдали костюм высшей степени защиты с прототипом устройства, блокирующего пси-излучение невысокой мощности. Так я смог начать выбираться наружу и изучать возможность побега. Ведь после ухода коллектива Лебедева все подходы к подземным коммуникациям круглосуточно охранялись. А мне уже было абсолютно ясно, что в одиночку я ничего не смогу изменить в ситуации с исследованиями, находиться же далее в комплексе было невыносимо тягостно, несмотря на безопасность, лечение и хорошее питание. Понемногу мне удалось собрать запас пищи, воды и снаряжения для выхода на несколько суток на поверхность. Согласно данным проводимых мной замеров, в ближайшую пару суток флуктуаций пси-поля опасаться не стоило. И у меня возникло непреодолимое желание поближе познакомиться с недавно обнаруженным мной на поверхности венткиоском. Он не был похож на типовые воздухозаборники транспортных тоннелей, однако и к вентиляции лабораторий отношения, судя по схемам, не имел. Хоть я и видел ту схему лишь однажды, на совещании перед злополучным штурмом, но она услужливо всплывала в памяти каждый раз, как я обнаруживал на поверхности сооружения на вид связанные с подземельями. Но самым веским аргументом в пользу близкого знакомства было отсутствие вооружённых охранников и питания в цепи сигнализации. Значит сооружение утратило значение для комплекса и вероятность неприятных встреч внутри минимальна.
На следующий день, выйдя на замеры с неизменным ломиком в руках (молодежь из новой охраны всегда шумно радовалась этому зрелищу), я сделал пару серий измерений возле входных сооружений, отправил данные по телеметрическому каналу, лишь потом стал кругами приближаться к распределительному шкафу со схроном. Если бы кому-нибудь вздумалось проследить за мной по датчику позиционирования, то он бы утомился раньше, чем я достал рюкзак. Попутно я продолжал вести замеры и кормить аналитическую машину данными. Все как всегда. Вот только добравшись до манящего бетонного куба с решетками я с размаху влепил в него измерительный прибор. Пусть те, кто будут потом искать меня (в чем я не сомневался), поразмыслят над этой загадкой.
Потом аккуратно, стараясь не оставлять следов снаружи, ломиком отжал решетку. Всё должно выглядеть так, будто взломали изнутри. Аномальные образования вокруг комплекса встречались редко, но приборы для их обнаружения у нас уже были. Я внимательно обследовал устье вентиляционного колодца. Прибор молчал.
Веревку, как я ни старался, во всем лабораторном комплексе найти не удалось. Слава Богу, что попался под руку кабель в нескользкой резиновой изоляции. Бухту больше 15 метров также найти не вышло. Осталось надеяться, что этого хватит. Интуиция упорно шептала, что замену веревки тут бросать нельзя. Осталось лишь продеть кабель вдвое вокруг прута решетки и попробовать съехать вниз. Когда кабель кончился, до пола оставалось чуть больше метра. Отпустив один конец, я рухнул вниз, уворачиваясь от падающего хвоста. Обратного пути больше не было. Зато кабельный коллектор обещал, как минимум, выход за охраняемый периметр ЧАЭС безопасным подземным путем. Бухту кабеля я снова затолкал в рюкзак и, ощетинившись фонариком и детектором двинулся в неизвестность.
По пути мне пришлось даже поспать. Топать в темноте, поминутно цепляясь рюкзаком за кабеледержатели оказалось весьма утомительно. Иногда мне встречались слабо светящиеся столбы пыльного воздуха, обозначавшие вентстволы. Я считал километры, но пока ещё было далеко до границы покрытия излучателей. Внизу, слава Богу, аномальных образований не встречалось и я проделал практически весь путь в оросительной безопасности. Наутро, переночевав в коллекторе, я уперся в его вертикальное ответвление. Вверх на скобах-держателях уходило несколько бронированных кабелей. Параллельно им тянулась череда привинченных к чугунным тюбингам обделки ступеней. Мне показалось, что стоит рискнуть и подняться по ним вверх, на разведку.
Детектор не показывал электромагнитных полей в кабелях. Похоже связью давно не пользовались. Крутившаяся в едва просачивающемся сверху дневном свете пыль говорила, что лазерных датчиков или древних фотоэлементов в тоннеле нет. Шумно пыхтя в тяжелом скафандре я карабкался по ржавой лесенке наверх.
Мои подземные скитания завершились в такой же бетонной будке, только круглой. Сигнализация также бездействовала, а кабели связи нырнули вбок, через гермоввод, за пару десятков метров до поверхности. Тут я слегка пожалел о варварски уничтоженном сканере пси-поля, но, вспомнив о телеметрии, быстро успокоился. Собственный "встроенный в голову сканер", ничего подозрительного не фиксировал.
Сначала я готовился отжать решетку наверху привычным ломиком, но затем увидел в стене железную дверь с кодовым замком. Нацарапанный на двери код заставил улыбнуться. Наивные привычки соотечественников убеждали, что я практически дома.
Дальше я двигался целиком полагаясь на "внутренний голос". Выставив детектор перед собой, не поднимая глаз, я каким-то чудом миновал всю охрану. Скорее всего помогало то, что двигался я к периферии, а не к центру. Да и охрану здесь несли такие же угрюмые парни с нашивками "Монолит", как на ЧАЭС. К людям в научных скафандрах они относились с почтением, без излишнего любопытства.
Когда периметр из "колючки" с вышками остался позади, я остро почувствовал позабытое ощущение свободы и одиночества. Впервые за десятки лет...
Так я скитался по зарослям почти до вечера, пока в свете заката передо мной не предстала местная церковь. Она была, конечно же, значительно более ветхой и неухоженной чем сейчас. Но для меня стала знамением и домом.
С тех мор я ухаживаю за ней, веду хозяйство, размышляю и молюсь. Годы прошли в мирских делах и ожидании. Пока сегодня утром я не ощутил Вашего присутствия.
Я почувствовал дыхание судьбы на своем затылке. Вам суждено решить мою судьбу. Казнить или миловать... только я очень прошу Вас сделать все так, чтобы собакам не пришлось вмешиваться. Они мне как дети... я бы не хотел...
- Нестор Петрович, я хоть и не читал, к своему стыду, Библию, но помню фразу: "Не судите, да не судимы будете". Не я дал Вам жизнь и не мне ее забирать. Ваша судьба в Его руках. Я в ней лишь случайный попутчик...
Сколько раз я страстно мечтал встретить того, кто в ответе за все случившееся. Но сейчас, глядя в глаза этого старика, я не ощущал ни злости, ни даже раздражения, лишь сочувствие...
- Почему-то я был уверен, что вы именно так и поступите. Может пчелки подсказали... они за неделю до похолодания волноваться начинают, пока я ульи в сарай не уберу, чтоб не помёрзли. А тут спокойные, как всегда.
Старик грустно улыбался, глядя куда-то вдаль. Так далеко я, наверное, загадывать не могу, да и не хочется.
- Я Вам еще многое должен рассказать, но это позже, когда вернетесь.
- Вы так в этом уверены...
- Теперь абсолютно. Скажу больше - теперь даже Ваше прозвище обрело новый смысл. Приходу нужен Пастырь. Первую исповедь Вы приняли.
Теперь настала моя очередь грустно улыбнуться.
- Прихожан вот только маловато...
- Будут, не волнуйтесь. Дело только за Вами. Сейчас Вы можете выбрать по какому пути всё пойдет дальше.