— Да, и более того, мы можем в реальном времени направлять разведчиков с внешней стороны. — Финч указал на ряд кабин и экранов, каждый из которых был связан с капсулой, напоминающей гроб. — Когда этот комплекс заработает на полную мощность, стены будут передавать прямые кадры из сознания людей, пребывающих в наивысшем изменённом состоянии — на грани смерти, что, как вам известно, доктор Соломон, обычно приводит к…
— Выходу из тела, — тихо сказала она. — Нелокальное сознание…
Лэнгдон вспомнил распространённые истории пациентов, "умирающих" на операционном столе, которых затем удавалось оживить, и они рассказывали, как парили над своими телами или над самой больницей.В смерти мы оставляем свои тела.
— Именно так, — подтвердил Финч. — Когда испытуемый в одной из этих капсул оказывается на грани смерти, его сознание высвобождается. Мощный разум становится, если угодно… душой… сознанием за пределами физического тела. Мы называем человека в таком состоянии "психонавтом". И, когда это происходит, мы можем точно отслеживать, что воспринимает психонавт, когда покидает капсулу, поднимается сквозь купол и выходит в мир. На этих экранах мы увидим запись с точки зрения освободившегося разума… полный переживание нелокального сознания, если хотите.
Этого не может быть на самом деле,убеждал себя Лэнгдон, и всё же Кэтрин слушала так, будто всё это представлялось ей абсолютно логичным. Она выглядела заворожённой, словно совсем забыла, что человек, разговаривающий с ней, держит в руке пистолет.
Это её Святой Грааль, напомнил себе Лэнгдон.
В мире Кэтрин внетелесные переживания являлись самым убедительным доказательством нелокального сознания, однако они были мимолётны и далеки от настоящих доказательств. Человек, утверждавший, что парил вне своего тела, описывал субъективный опыт, пережитый в одиночестве и в изменённом состоянии сознания. Никаких свидетелей… никакого научного подтверждения. А невозможность воспроизвести эти мистические феномены в контролируемых условиях — как называла это Кэтрин, кризис воспроизводимости — регулярно ставила под сомнение правдивость подобных рассказов. Однако этот комплекс, возможно, наконец-то предоставит доказательство, что человеческое сознание может существовать отдельно от тела — и это станет переломным откровением, способным изменить наши представления о жизни.
И также о смерти, подумал Лэнгдон, вспомнив доводы Джонаса Фокмана, заплатившего баснословные деньги за рукопись Кэтрин: Доказательство нелокального сознания напрямую говорит о главной надежде человечества — существовании жизни после смерти… Эта тема имеет всеобщий резонанс и огромный коммерческий потенциал.
— Что это за кабины? — спросила Кэтрин, указывая на возвышение.
— Верьте или нет, — ответил Финч, — это места для пилотов. Мы все еще работаем над системой пилотирования, но, как вы можете себе представить, два вживленных мозга могут общаться способами, которые мы только начинаем понимать. Внетелесное состояние — это запутанный мир, поэтому "психонавта" связывают с "заземленным сознанием", которое помогает управлять процессом. Человек в кабине выступает в роли своего рода духовного проводника.
Кэтрин уставилась на него, на мгновение потеряв дар речи. — Вы хотите сказать, что управляете... несвязанным сознанием?! Как будто... дроном?
Финч улыбнулся, явно наслаждаясь ее потрясением. — Я знал, что вы поймете, доктор Соломон. Вы абсолютно правы... Когда этот купол заработает на полную мощность, эти кабины обеспечат работу небольшого отряда пилотов, которые будут управлять целым флотом невидимых дронов. Мы сможем отправлять их в любую точку мира, чтобы наблюдать за чем угодно — полями сражений, штабами, залами заседаний. Их невозможно обнаружить. От них нельзя скрыться.
И это полная ерунда! — Лэнгдон чуть было не выкрикнул. Безумие... чистая фантастика. И все же он знал, что эти утверждения подкреплены теорией нелокального сознания, которая набирает все больше сторонников.
Несмотря на веру Кэтрин, Лэнгдон все еще не мог принять, что сознание способно покидать тело и при этом оставаться достаточно связанным с физическим миром, чтобы его наблюдать. Как серьезный ученый, он считал своей обязанностью сохранять скептицизм и рациональность перед лицом суеверий — но в случае с "Порогом" он столкнулся с парадоксом.
В какой-то момент... сам скептицизм становится иррациональным.