— Хотите, я выкачу ваше кресло в сад? — робко спросил Франческо через минуту. — Он весь расцвел. Он великолепен…
— Ты радуешься весне, — тихо прошептал Леонардо, — ждешь нового лета, новых месяцев, новых годов… Ты понимаешь, что ждешь своего разрушения? Ты, такой молодой и такой прекрасный, весь в ожидании смерти. «Скорее, скорее к свободе!» — это говорит в тебе дух элементов. Он заперт душою и стремится вернуться из человеческого тела к своему повелителю — в царство праха. Нет, Франческо, смерть не означает освобождения души. Не будет ее возвращения на родину. Не будет Царствия Небесного. Это мы вернемся на свою родину — мы вышли из праха, и мы же в прах обратимся. Когда душа перестает связывать элементы, они избавляются от муки жизни и возвращаются на родину праха.
Леонардо говорил это так, словно давал своему ученику последнее наставление. Франческо замер, ком подкатил к горлу, слезы душили. Он упал перед учителем на колени, прижался к его рукам и заплакал.
— Франческо, у нас сегодня много дел,— Леонардо освободил левую руку и погладил любимца по шелковым, золотистым, вьющимся крупными кудрями волосам. — Мне нужна твоя помощь. Надо уничтожить архив.
— Нет, учитель! Нет! — взмолился Франческо. — Вы не можете этого сделать! Почему?! Зачем вы так решили?
— Ты думаешь обо мне, а я думаю о тебе, — ответил Леонардо.
— Вечно ваши загадки, мессере! — воскликнул Франческо. — Вы завещали мне все бумаги, а теперь говорите, что их нужно уничтожить, потому что думаете обо мне? Я ничего не понимаю. Не понимаю.
— Франческо, не сердись. Когда я составлял завещание, я надеялся разобрать бумаги. Но мне не дали. А это значит, что нужно уничтожить все бумаги. Все.
— Вы так говорите, словно есть какая-то сила…
— Тс-с-с! — шикнул Леонардо, и гримаса негодования исказила половину его лица. — Мы просто уничтожим бумаги, — сухо сказал он, закашлялся и схватился рукой за висок.
— Учитель…
— Пойми же, Франческо, — прохрипел Леонардо, пытаясь не выдать ученику свою слабость. — Я хочу защитить тебя. Передать тебе эти записи — все равно… — боль в виске стала нестерпимой, хотелось вырвать ее оттуда, вместе с куском черепной коробки. — Все равно, что приговорить к смерти! Пока архив существует, люди будут охотится за… за ее тайной!
— Ее? — Мельци не сразу понял, о ком говорит учитель.
Леонардо только показал глазами на Джоконду.
— Я никогда вас ни о чем не просил, — тихо сказал Франческо, не глядя на учителя. — Но ваши бумаги — это единственное, что останется мне после… Когда вас не станет. А вы — это все, что дорого мне в жизни. И даже если обладание вашими бумагами грозит мне какими-то несчастьями, меня это не страшит. Может быть, вы правы, и тайный дух, скрытый в нас, стремится к смерти. Может быть. Пусть так. Считайте, что так я стремлюсь к смерти. Не приказывайте мне уничтожать последнюю крупицу моего счастья. Если вы думаете обо мне, оставьте свои бумаги нетронутыми. Я сохраню их до своей смерти и даю вам слово, ни один человек более к ним не притронется.
Франческо встал с колен и, словно бы не желая слышать ответ, направился к двери.
— Дурной знак, Франческо, — прошептал Леонардо. — Дурной знак.
* * *Через полчаса из кабинета Леонардо снова донесся звук упавшего на пол предмета. Франческо решил, что Леонардо опять взялся за свой «Потоп» и в очередной раз уронил коробку с карандашами. Не находя в себе сил снова появится перед Леонардо, Франческо послал наверх к учителю служанку Матурину.
Страшный крик старухи, раздавшийся из кабинета через несколько секунд, собрал всех обитателей усадьбы.
Леонардо лежал на полу совершенно ослабевший, с потухшим взором. Судорога сковала правую половину его тела. Случился еще один удар, последний. Ночью Леонардо пришел в себя, пытался что-то сказать, но речь была неразборчивой.
— Все должны думать, Франческо… — шептал он, хватая ртом воздух. — Все должны думать, что… все кончено.
Сразу после рассвета 2 марта 1519 года Леонардо да Винчи тихо скончался в своей постели.
Крики и плач раздавались в усадьбе Сен-Клу весь день. Франческо Мельци, напротив, был спокоен и собран. Он сразу занялся организацией похорон, с тем, чтобы они прошли в полном соответствии с пожеланиями Леонардо. Вечером этого же дня несколько человек стали свидетелями чудовищной сцены.
Франческо Мельци исполнил последнюю волю своего учителя. Смертельно бледный, с безумно горящим взглядом, он выносил во двор одну за другой стопки бумаг и книг. Свалив их все в одну огромную кучу, он взял факел и медленно, словно палач святой инквизиции, опустил его вниз.
Фолианты и бумаги вспыхнули в один миг. Поднявшийся ветер взметнул вверх клочья белого пепла.
Франческо стоял у самого костра, и пепел падал на его волосы как снег. Он закрыл глаза и, словно в бреду, сделал шаг вперед.
Внезапно из дверей дома вылетел Салаино. Он схватил Мельци за камзол и с силой дернул назад, повалив на землю, сам рухнув рядом. Когда Салаино заговорил, его тон и его голос были не похожи на те, что Франческо слышал раньше.
— Ты должен быть сильным, — сказал Андре, крепко сжав голову Мельци, и добавил чуть слышно: — Для тебя испытание только начинается. То, что ты задумал, требует мужества. Спрячь свое горе поглубже, Франческо. Ты больше себе не принадлежишь. Тебе придется стать сильным. Очень сильным! Ради него! Ради будущего.
ЭПИЛОГ
Когда ординатор Кларк попросил предоставить ему небольшой отпуск, руководство университета отнеслось к этому с пониманием.
— Разумеется. Вы можете отдохнуть. Дней через десять будете совершенно свободны, — сказал ему проректор. — Принимая во внимание все обстоятельства, мне… м-м… очень неловко вас задерживать, но все же я вынужден. На меня оказывается определенное… м… м… давление.
Тут проректор покраснел, смешался. Потом снял очки, уронил голову на руку, тяжело выдохнул и продолжил:
— Я не должен был вам этого говорить. В общем, обстоятельства в настоящий момент таковы, что весь архив профессора Освальда, представляющий, как вы понимаете, значительную научную ценность, должен быть как можно скорее — и как можно более полно — перенесен на цифровые носители. Полагаю, вы справитесь с этим лучше других, поскольку имели к его исследованиям непосредственное отношение и знаете, над чем он работал, как классифицировал и где хранил информацию. У вас десять дней.
Кларк понял, что ни возражений, ни встречных предложений проректор не примет. Он задумался о другом — кто может оказывать давление на университет? Ответ приходил в голову только один — попечительский совет. Представители крупных компаний, на чьи деньги и по чьему заказу в этих роскошных стенах творится высокая наука. Интересно, чем их заинтересовал сошедший с ума профессор психиатрии?
— Я постараюсь, — кивнул ординатор. — Единственное что… Архив профессора слишком велик. Может… может мне следует сначала обработать какую-то его часть?
Проректор уставился на Кларка долгим немигающим взглядом слезящихся покрасневших глаз. Несколько лопнувших сосудов вокруг водянисто-голубых зрачков на выкаченных белках делали проректора похожим на персонаж фильма ужасов.
— Начните с конца. Объедините в группу все исследования, что он проводил в последнее время. Те, что… что связаны с паранойей, которая стала причиной его гибели. Постарайтесь ничего не упустить. Все связанное с этой темой должно быть собрано вместе не позже чем через неделю. Потом займетесь всем остальным.
— Хорошо.
* * *Понурый и озадаченный, ординатор поехал домой. У него было две новости для жены, ни одну из которых он не мог назвать хорошей. Во-первых, ему придется работать с утра до поздней ночи, чтобы уложиться в поставленный срок. Во-вторых, их отпуск откладывается.