«Он самый, Вацис», — ответил знакомый голос.
«Помню, красавцем был. Бывало, мы на нем со штурмфюрером Фальке километров по тридцать в час отмахивали».
«Ума не приложу, как это решился ты в наших местах появиться».
«Во-первых, я покойник. Может, кто и не поверил, что меня убили, так за десять лет убедились. Я за все это время ближе чем за тысячу километров к нашим местам не приближался. Колесил по России. Год в одном месте, два — в другом. Чтоб не успели приглядеться. Сюда приехал прямо из тайги. В лесорубах ходил, золотишко с лихими ребятами промышлял… Чего глядишь так? Нет, не грабил. Своими руками намывал. В Сибири простора еще хватает, есть где с советской властью разминуться… Это, значит, во-первых. Ну, а во-вторых, захотелось старых дружков повидать. Тебя вот, например», — не то проскрипел, не то засмеялся тот, у которого был глухой голос.
— Я прижался к переборке и замер, даже дышать боялся, — чистосердечно признается Ромка.
— Еще бы! — в глазах девочки понимание и сочувствие. — А дальше что?
— Дальше они зашли в каюту, и я перестал разбирать слова. Сколько они пробыли в ней, не знаю. Мне показалось, часов сто. Потом вернулись на палубу. И я услышал еще.
«Значит, договорились?» — спросил глухой голос.
«Да. Желательно бы, однако, задаточек».
«Держи. Сам понимаешь, денег у меня не густо».
«И не надо, не надо денег… Я ж человек с понятием… Золотишко мне куда больше подходит…»
«Все! Помни только, что я покойник. Сделаешь живым, так я тебя быстренько в покойники определю… А сейчас не спеши на берег. Подожди здесь, пока я до него доберусь…»
— Тот, что грозил, ушел. Потом ушел и второй. Когда я вылез из трюма, их уже не было видно…
— Вот это тайна! Всем тайнам тайна! — восхищается Гражина. — Мне первой рассказал?
— Угу…
— Здорово! А я бы ни за что не вытерпела целых три дня!
— Не вздумай болтать…
— Вот еще… Когда двое знают, можно хоть год молчать… Пошли на «Звездочку». Осмотрим хорошенько все. Может, они следы какие оставили?
Пройдя немного берегом, они перебрались на рыжий от ржавчины пароход с большущими вмятинами на обоих бортах. Он напоминал сейчас огромную консервную банку. Смятую, никому не нужную. Пароход больше не плавал. Он стоял на дне корабельного кладбища. В трюмах его плескалась вода.
На палубе топорщился лес причудливо изогнутых прутов и балок. Окна надстроек без стекол, двери печально повисли на полуотвалившихся петлях. Пробирались по палубе молча. Размышляли.
— Слушай, Ромка, а кто такой штурмфюрер?
Ага! Этого она не знает.
— Фашист. У эсэсовцев чины были такие: штурмфюреры, штурмбаннфюреры и всякие другие фюреры…
— Ну! Идем тогда побыстрее. На «Звездочке» нужно все хорошенько обсудить. — Гражине не терпелось действовать. Ее горячая натура так и рвалась к разгадке тайны. — Далеко еще?
— Сразу вон за тем теплоходом, — ответил Ромка.
Но не скоро добрались до него ребята. Ведь место это потому и называется кладбищем, что на вечную стоянку сюда приводят отслужившие свой век корабли. Ну, такие, что по старости и ветхости не могут больше плавать по морям-океанам.
С парохода ребята спустились на длинную баржу. Потом попали на полузатонувший рыболовный траулер. Борт о борт к нему стоял еще один. И только после этого Ромка и Гражина очутились на теплоходе. Когда-то он был выкрашен белой краской. Сейчас она клочьями трепыхалась на ветру.
Ромка распахнул двери трехэтажной надстройки.
— Сюда. Палубой не пройти…
Гражина зашагала вслед за Ромкой по узкому темному коридору. Ни дверей, ни окон.
— Служебный ход, — объяснил Ромка.
— Без тебя знаю…
Коридор вывел их к левому борту судна. Сейчас они попадут на «Звездочку». Гражина, ловко перепрыгнув через груду балок, обогнала Ромку.
Но за теплоходом… ничего не оказалось. Ромка даже глаза протер от неожиданности. Был катер — и нет катера. Ромка тупо смотрит на воду. Гражина смотрит на Ромку.
— Это… это что такое? — говорит он наконец.
— Ты у меня спрашиваешь? — словно бомба, взрывается Гражина. — Врун ты несчастный! Трепач противный! — глаза ее горят гневом. Никогда еще ее так не обманывали.
— Да я… Клянусь головой…
— Молчи, а то снова разоврешься! — Гражине очень хочется хорошенько стукнуть Ромку. Руки сами так и сжались в кулаки. Но нет, она не сделает этого. Слишком большая будет для него честь. А она презирает Ромку. Девочка круто поворачивается и, снова перепрыгнув через груду балок, скрывается в коридоре теплохода…