Волосы являлись очень слабой уликой, так как всякий прокурор был бы высмеян, если бы он на основании находки одного волоса в щетке убитого арестовал человека, у которого были бы подобные же волосы.
Напротив, строение внутренних поверхностей пальцев и их оттиски являлись неопровержимым доказательством.
Прежде всего, я послал снимки оттисков пальцев, найденных мною на зеркале, в полицию вместе с указаниями об его росте и обоими его именами.
Дело в том, что он носил еще и другое имя. Каким образом я это узнал, ты поймешь из моего дальнейшего рассказа.
Полиция мне тотчас же ответила.
Человек, подходящий к моему описанию, был запутан семь лет тому назад в грязной истории и отсидел четыре года в тюрьме.
Это ведь очень легко установить, хотя бы даже через сто лет.
Благодаря изобретенной Бертильоном системе антропометрических измерений, применяемой ныне полицией всех стран, в настоящее время очень легко установить с положительностью личность данного преступника.
Всякого, раз попавшего в руки полиции преступника, подвергают самым тщательным измерениям и, кроме того, делают снимки оттисков его пальцев.
На свете нет двух людей, у которых были бы одинаковые оттиски пальцев.
Я узнал таким образом, что этот человек не новичок.
Я стал следить за ним по пятам, и при этом обнаружилось крайне странное обстоятельство.
Живя в Шенеберге со своей женой, как простой буржуа, он вместе с тем имеет в центре Берлина вторую, холостую квартиру, в которой он проживает в качестве графа фон Остенрота.
Мне пришлось долго промучиться, пока мне это удалось установить.
Два раза следуя за ним, когда он выходил из своей квартиры в Шенеберге, я терял его следы, так как он никогда прямо не отправлялся в свою квартиру. Он обыкновенно колесил по всему Берлину.
На третий раз мне наконец удалось его выследить.
В следующую же ночь мне удалось установить тот факт, что граф Остенрот был обычным посетителем «Парижского клуба» на Потсдамской улице.
Этот клуб был основан лет семь тому назад берлинскими спортсменами и жуирами и не пользуется доброй славой.
Известно, что там ведется очень крупная игра, и самоубийство молодого лейтенанта графа фон Массова, возбудившее такую сенсацию несколько недель тому назад, несомненно, имело связь с его сочленством в этом клубе.
Я тоже вступил в члены «Парижского клуба».
Каким образом попал туда Мазингер, было для меня еще неясно.
Да это, собственно говоря, и не имеет большого значения.
Во всяком случае, он был за последнее время частым посетителем этого учреждения и возбудил всеобщее внимание своим неимоверным счастьем.
Он утверждал, что изобрел совершенно новую систему игры, при помощи которой выигрыш становится неизбежным, и пример его успешной игры являлся разительным доказательством этого.
Одним из его партнеров, проигравшим ему несколько тысяч марок, был «граф Остенрот».
Молодой человек рассказал ему «по секрету», что он сделал еще одно необыкновенное изобретение, а именно, что он изобрел механизм новой электрической рулетки, благодаря которой банк будет всегда выигрывать и притом так, что у игроков никогда не явится ни малейшего подозрения.
Час спустя об этом знал весь клуб. Молодого человека засыпали просьбами продать это изобретение клубу.
Ему предлагали сто тысяч.
Но он был настолько глуп, что отказался продать это изобретение, и нажил себе врагов в лице членов клуба, людей весьма сомнительной репутации.
«Граф Остенрот» решил завладеть этим изобретением.
Прежде чем я расскажу тебе, как, по моим предположениям, совершено было преступление, я тебе сообщу, каким образом я убедился, что убийца Мазингера был не кто иной, как Альфонс Бетак или граф Остенрот.
Я быстро сошелся с членами этого клуба, конечно, под вымышленным именем. Это мне вполне удалось благодаря тому, что, слава Богу, между ними у меня не было знакомых.
Я познакомился также с графом Остенротом, и знакомство это стало тем интимнее, что я в первый же вечер проиграл ему несколько тысяч.
При прощании он крепко пожал мне руку.
Он, вероятно, этого не сделал бы, если бы заметил, что она была покрыта слоем воска, на котором с фотографической точностью отпечатались его пальцы.
Я сравнил оттиски их, это были те же, что и на зеркале в ванной несчастного Мазингера.
Я вполне ясно представляю себе, как было совершено преступление. Я на опыте убедился, какой колоссальной энергией и каким гипнотическим талантом обладает этот человек.
С другой стороны, Мазингер был, видимо, неврастеником в очень сильной степени, безвольным человеком, подчинявшимся всякому внешнему влиянию.
Меня навело на эту мысль происшествие, разыгравшееся вчера вечером.
Граф Остенрот заметил, так как я дал это ему заметить, чтобы вызвать его на действие, которое я от него ожидал, что у меня в портфеле было при себе несколько десятков тысяч марок.
Мы играли и я проиграл.
Граф Остенрот пришел в такой азарт, что, по-видимому, не замечал, что игорная зала все более и более пустела и что мы наконец остались одни.
Я сделал вид, что очень хочу спать и последовал за ним в полутемную соседнюю комнату, когда он выразил желание произвести надо мной интересный опыт.
— Вы должны знать, что я очень сильный гипнотизер, — сказал он, улыбаясь.
Отвратительная улыбка!
Я выразил нечто вроде удивления.
— И мне кажется, — продолжал преступник, — что вы должны быть очень хорошим медиумом!
— Что вы говорите! — возразил я ему. — Неужели вы меня считаете за такого слабовольного человека? Вам никогда не удастся меня загипнотизировать!
Приблизительно так, должно быть, говорил и молодой Мазингер, когда он задумал произвести над ним подобный же опыт, правда, увенчавшийся большим успехом, чем со мною.
В конце концов, я согласился, но не сделал ему удовольствия и не заснул.
Но я должен сознаться, что он обладает сильной волей и громадной способностью передавать мысли, так что мне нужно было противопоставить ему всю свою энергию, чтобы не поддаться его гипнозу.
Он был сильно раздосадован, что ему не удался его опыт и, по-видимому, у него явилось некоторое подозрение. Поэтому необходимо захватить его еще сегодня утром.
Он вынул часы.
— Шестой час, дорогой друг, — сказал он. — Поторопись со своим туалетом. В это время обыкновенно граф Остенрот превращается в Альфонса Бетака и возвращается к себе домой в Шенеберг.
— Я буду готов через несколько минуть, — воскликнул я, поспешно одеваясь. — Расскажи мне только, как было совершено преступление. Разве Мазингер не знал, что его клубный приятель живет над ним под другим именем?
— Нет, — ответил Стагарт. — Он, очевидно, этого не знал.
Во-первых, у графа Остенрота нет бороды, тогда как Альфонс Бетак носит черную бороду.
Во-вторых, вероятно, преступник незаметно для Мазингера внушил ему то, что ему было нужно.
В ночь, в которую он собрался совершить преступление, Бетак спустился по веревке из своей комнаты в спальню Мазингера.
Он застал его спящим и внушил ему сообщить тайну своего изобретения, которое в руках такого негодяя, как француз, стоило миллионы.
Мазингер вполне поддался внушению и исполнил его приказание.
Но раз преступник намеревался получить пользу из этого изобретения, он должен был убрать со своего пути изобретателя, и поэтому он велел загипнотизированному отправиться в ванную комнату.
Так как Бетак, вероятно, знал, что печка только недавно была истоплена Мазингером, который взял теплую ванну, то он понимал, что в печке достаточно углей, чтобы человек, попавший в печку, мог там задохнуться.
И преступник внушил Мазингеру сунуть голову в печку и, прежде чем несчастный мог проснуться от гипнотического сна вследствие ужасных мучений, он втиснул его в громадную старинную печь.