— Это он утверждает…
— Да, он и семь свидетелей, члены клуба, подтвердили это присягой. Он спал в соседней комнате и все знают, что он не покидал клуба в ту ночь. Да и молочница дома в Шенеберге удостоверила, что она видела, как Бетак возвратился домой только поздним утром, когда обитатели дома уже знали о несчастье.
— А! И вы на основании этого выпустили Бетака?
— Ведь я же не могу держать в тюрьме совершенно невинного человека!
— Конечно… Если это так, — пробормотал Стагарт, погруженный в размышление. Затем он быстро спросил:
— Когда вы его выпустили на свободу, господин прокури?
— Вчера вечером.
— Благодарю вас. Извините, что я вас тотчас же покину, господин прокурор. Я прошу вас дать мне полицейского, чтобы я мог еще раз произвести арест.
Прокурор с удивлением посмотрел на моего друга.
— Если у вас будут новые улики, граф, неопровержимые улики — понимаете вы, неопровержимые улики, тогда, конечно…
Он позвонил.
Затем он отдал какие-то распоряжения вошедшему полицейскому.
Час спустя мы были в Шенеберге.
Мы застали Бетака занятым укладкой своих вещей.
Он улыбнулся, когда увидал нас, и продолжал укладываться.
Он выглядит моложе, чем раньше, подумал я. Во всяком случае, он остриг себе бороду.
Стагарт молча смотрел на него некоторое время.
Это молчание не предвещало ничего хорошего.
Бетак это, должно быть, чувствовал, так как он поднял голову и посмотрел на моего друга пронизывающим взглядом.
Тот спокойно подошел к нему, вдруг схватил его за волосы и сорвал с него белокурый парик.
Волны черных как смоль волос рассыпались по его плечам.
Стагарт дернул бороду, и мы увидели перед собой выражавшее крайнее отчаяние лицо француженки.
Мы ее арестовали и тотчас же были посланы во все страны телеграммы для того, чтобы задержать настоящего Бетака, которому удалось бежать.
Но только через пять недель удалось его задержать в Нью-Йорке.
Жена его была его соучастницей и тот Бетак, который позаботился о своем алиби в ночь убийства, был не кто иной, как молодая женщина, умевшая чрезвычайно ловко принимать внешность своего мужа.
В то время, как жена его была в клубе, настоящий Бетак совершал свое отвратительное убийство, которое, наверное, осталось бы нераскрытым, если бы за дело не взялся знаменитый друг мой, граф Стагарт.
Тайна «Кровавой руки»
В течение нескольких лет вся Америка была объята ужасом вследствие целого ряда преступлений. Несмотря на самые усердные розыски, ни разу не удалось обнаружить виновника их.
Сначала полицейским властям отдельных городов, в которых совершались эти преступления, удавалось выследить одного или нескольких преступников. Там и здесь удавалось захватить их, но скоро выяснилось, что в ряде совершенных преступлений царило несомненное единообразие.
Убийство, совершенное сегодня в Нью-Йорке, совершалось почти в то же самое время и при совершенно одинаковых обстоятельствах в Филадельфии и завтра в С.-Луи или в Чикаго.
Совершались самые дерзкие грабежи, какие только знала уголовная история всех времен: среди белого дня взламывались денежные шкафы, самые крепкие, с самыми верными секретами.
Людей убивали почти на глазах толпы, самые крепкие здания не защищали от нападений или насильственных похищений.
Ужас объял жителей Америки. Полицейские чины развивали лихорадочную деятельность и, тем не менее, не достигали никаких ощутительных результатов.
Самое замечательное было то, что преступления совершались не только против высших и состоятельных классов, нет, даже ковбой в своей хижине не мог считать себя в безопасности.
Если у богатых похищали деньги, если неосторожных людей лишали жизни, то у фермеров похищали их дочерей.
Все эти преступления совершались с беспримерной отвагой и, вместе с тем, утонченностью, которая граничила с невероятным.
Наконец, нельзя было не признать, что существует какой-то преступник-распорядитель, который стоял во главе всех преступников, которые, в отдельности или целыми шайками, убивали, грабили и похищали.
Всего хуже обстояло дело в Чикаго.
Но хотя самые выдающиеся сыщики употребляли все усилия, чтобы напасть на следы истинного виновника, они наталкивались на то обстоятельство, что каждый пойманный отдельный преступник, принадлежавший к какой-нибудь шайке, не мог назвать членов шайки, в которой он принимал участие.
Если удавалось захватить какую-нибудь шайку из десяти-двенадцати лиц в Нью-Йорке, можно было быть уверенным, что уже на следующий день подобная же шайка совершит подобное же преступление в С.-Луи. Если же спрашивали членов захваченной нью-йоркской шайки, каким образом могло быть совершено такое же преступление в С.-Луи, они только пожимали плечами. И все-таки было ясно, что между двенадцатью преступниками должен был бы оказаться хоть один предатель.
Поэтому пришлось прийти к заключению, что члены одной шайки не знали ничего о другой шайке.
Но было с несомненностью установлено, что всеми преступлениями руководит какое-то одно лицо.
Было очень трудно при современных правовых взглядах заставить пойманных преступников выдать своих товарищей.
Однажды этого удалось достигнуть нью-йоркскому судебному следователю, но он почти ничего не узнал. Преступник, главарь шайки, сознался только, что он всегда получал приказания напасть на того-то, или совершить такое-то убийство, через посредство неизвестных ему лиц, которые каждый раз менялись. Один и тот же посредник никогда не являлся два раза.
Очень скоро после этого сознания удалось даже захватить такого посланца. Но выяснилось, что и он получал приказания, которые он передавал дальше, от неизвестного ему лица.
В конце концов, судебные власти совершенно сбились с толку и уже не знали, что в этом грандиозном предприятии являлось вымыслом и что было правдой.
Публика была охвачена ужасом. К этому присоединилась еще страсть прессы к сенсации, которая своими неосторожными статьями как бы поддерживала преступников, давая им те или другие указания. Кроме того, арестованные преувеличивали действительность и старались окутать свои деяния таинственным мраком.
Хотя между отдельными полицейскими учреждениями всей Америки совершался непрерывный обмен телеграммами и извещениями, хотя судебные следователи и сыщики отдельных штатов взаимно поддерживали друг друга, тем не менее, власти терпели неудачу за неудачей.
В конце концов, преступления приняли самые опасные размеры.
Казалось, что страсть к преступлению стала манией, каким-то родом безумия, которое охватывало людей, до тех пор совершенно безупречных.
Женщины исчезали и затем возвращались, чтобы совершить преступление, о котором они раньше бы, наверное, и не подумали; даже чиновники, занимавшие высокое положение и находившиеся вне всяких подозрений, внезапно превращались в преступников.
Это было самое загадочное в этом ряду темных и таинственных деяний и самое верное доказательство, что здесь не могла быть простая случайность, а что здесь скрывается какая-то неразрешимая загадка.
Эта загадка была раскрыта моим другом, графом Стагартом, и мною самым замечательным и невероятным путем.
Преступления эти внезапно стали повторяться реже и перестали страшить население в той мере, как прежде. Казалось, что больше не было прежнего их руководителя. Никто не узнал, каким образом это было достигнуто, и как был сокрушен и уничтожен повелитель этого преступного царства.
Тайные документы полицейских управлений американских штатов заключают в себе краткие указания на эти преступления, но никогда ни один низший полицейский чин не узнал подробностей этого. Необъяснимый страх удержал власти от опубликования подробностей. Одни боялись, что публика не поверит в правдивость этих ужасных преступлений, другие полагали, что разоблачение всей этой истории наведет панику на легко возбудимое население.