В 1948 году Алиса Кобер отметила: “Мне не нравится идея оплаты научных исследований… Если бы я желала зарабатывать сочинительством, то писала бы детективы”. Как выясняется теперь, именно детективы она и писала. Ее работы – это сценарий, где в центре внимания находится проблема археологической дешифровки. Я уделила много места криптоанализу, лежащему в основе дешифровки неизвестной письменности, и шаг за шагом описала работу Кобер и других дешифровщиков.
Эта книга представляет собой развитие, а порой и опровержение некоторых биографических очерков из предыдущих работ о дешифровке. Поскольку их авторы не были знакомы с письмами Кобер, они воссоздавали ее образ по немногочисленным научным статьям. Так с неизбежностью сложился образ суровой женщины, лишенной чувства юмора и ничем в мире не интересующейся, кроме линейного письма Б.
Эндрю Робинсон писал, что, “по словам Вентриса, Алиса Кобер избрала подход «строгий, но необходимый»… Но, чтобы пройти дальше, потребовался ум такой же, как у него – соединяющий в себе ее упорство, логику и методичность с готовностью идти на интеллектуальный риск”.
Замечу, однако, что Алиса Кобер, человек несомненно осторожный и последовательный, была при этом (как со всей очевидностью свидетельствуют сотни ее писем) жизнерадостной, обаятельной, самокритичной и любопытной. Всю свою недолгую жизнь Кобер испытывала глубокую страсть – к преподаванию, к учебе, к справедливости, – которая, кажется, родилась из ее “чувства уместности вещей” и которая опровергает ее кажущуюся чопорность. Также из переписки Кобер становится ясно, что она позволяла себе, забавы ради, испытывать некоторые “сомнительные” методы дешифровки. Вентрис уже после смерти Кобер опробовал некоторые из них – и пришел к успеху.
Научная отрасль, в которой Алиса Кобер работала в 30–40-х годах, была преимущественно “мужским клубом”, и понятно, как относились к даме-коллеге современники-мужчины. Но то, что и в XXI веке об Алисе Кобер продолжают судить так же, гораздо менее понятно и приемлемо.
Уделяя главное внимание Алисе Кобер, я ни в коем случае не умаляю заслуг Майкла Вентриса или Артура Эванса. Просто другие уже описали в деталях их достижения (некоторые источники вы найдете в примечаниях в конце). Роль же Кобер в дешифровке, все еще недооцененная, – это повествовательный каркас моей книги. Я решила включить в текст обширные выдержки из ее писем: в них она даже больше, чем в своих виртуозных работах, раскрывается как личность.
Я стремилась вернуть долг и Майклу Вентрису. Я имею честь писать некрологи о выдающихся людях для “Нью-Йорк таймс”. В сентябре 1956 года некрологи Вентриса поместили газеты всей Европы. А вот большая доля американских СМИ, в том числе “Нью-Йорк таймс”, проигнорировала это событие. Вполне объяснимо: неподтвержденным новостям из-за границы нельзя доверять безоговорочно, к тому же эти некрологи не были особенно интересны с журналистской точки зрения. Даже если известие о смерти Вентриса все-таки дошло бы до отдела новостей “Нью-Йорк таймс”, оно не воодушевило бы усталого редактора ночной смены, который слышать не слышал ни о Вентрисе, ни о линейном письме Б. Так уж вышло, что заслуги Вентриса известны американскому читателю куда меньше, чем могли бы. Чтобы исправить, пускай даже с опозданием в 60 лет, досадное упущение и отстоять честь профессии, я излагаю и его историю.
Процедура дешифровки Вентрисом линейного письма Б все эти годы оставалась тайной. Как заметил Эндрю Робинсон, “у Вентриса, в отличие от Ариадны, не было путеводной нити, чтобы пройти по лабиринту линейного письма Б. Даже сам Вентрис не умел последовательно объяснить свой метод”. Я рискнула сделать это за него.
Если процесс дешифровки линейного письма Б изобразить схематически, то истории Кобер и Вентриса предстанут двумя сторонами равнобедренного треугольника. В основание треугольника помещено третье действующее лицо этой драмы – харизматичный английский археолог Артур Эванс, в 1900 году явивший миру таблички.
Этим трем фигурам – археологу Эвансу, детективу Кобер и архитектору Вентрису, благодаря которым было дешифровано линейное письмо Б, – и посвящена моя книга.
Пролог
Клад
Извлеченная из земли табличка оказалась почти в идеальном состоянии. Она имела форму вытянутого прямоугольника, сужающегося к краям, и напоминала лист пальмы. Один край таблички был отломан (неудивительно, ведь она пролежала в земле 3 тыс. лет), зато остальная часть сохранилась и на ней можно было различить цифры. Кроме цифр на глине имелись знаки, подобные которым археологи прежде не видели: